Наковальня звезд
Шрифт:
Двери бомбардировщиков и снайперов с лёгким шипением отворились. Дети, ловко подсаживая друг друга, залезли в машины. Как только люки бесшумно закрылись, трапы сразу же исчезли.
Мартин занял своё место последним и тут же ощутил, как кресло начало трансформироваться, плавно облегая его тело.
— Это судно принадлежит Мартину Кедру, — объявила машина холодным металлическим голосом. Мартин не понимал, почему голоса машин, голоса момов и голос мозгового центра так сильно отличаются друг от друга. Он был убеждён, что все они — единое целое, и, тем не менее, голоса кораблей были металлическими, момов — тёплыми, но безликими, а голос мозгового центра, который дети слышали очень редко — мягким и приятным.
Подобных вопросов — вопросов без ответов — на корабле было много.
Машина попросила Мартина перенести план действий на экран компьютера, и тренировка началась.
Они скользили по верхушкам облаков газового гиганта, в три раза большего, чем Юпитер, — в то время, как Корабль Правосудия, окутанный светящейся плазмой, лишь слегка задевал верхние слои атмосферы. Огромные, похожие на крылья, ковши «Спутника Зари», торможение которого достигало дюжины g, извлекали из плотной атмосферы сгустки водорода, метана и аммиака. Челноки-охранники летели впереди, и при внезапном столкновении с вооружённым врагом использовали энергетическое поле самого Корабля Правосудия.
Как всегда, дети отлично справились со своей задачей.
Подобные тренинги проводились уже в течение нескольких лет, для детей это стало привычным делом. Работа превратилась в игру, совершенно оторванную от реальной жизни. Имитация действий были очень прадоподобной, однако новых навыков у обитателей «Спутника Зари» давно уже не появлялось.
День за днём, месяц за месяцем, год за годом, они тренировались и тренировались, повторяя одно и то же…
Со временем Мартин всё сильнее ощущал, как нарастает всеобщее раздражение. Он был Пэном уже шесть месяцев и чувствовал ответственность за настроение команды.
Пробираясь между многочисленными трубопроводами первой перемычки, Мартин направлялся в учебную комнату, находящуюся в первом доме-шаре. Там он должен был встретиться с момами — он отчитывался перед ними каждые десять дней.
На борту «Спутника Зари» текло своё время: в сутках было двадцать восемь часов, в месяце — три декады, в году — двенадцать месяцев.
Каждый раз, отчитываясь, Мартин рассказывал момам, чем занимались и чего достигли дети, а затем выслушивал замечания, если они, конечно, были.
Преодолев перемычку, Мартин поднялся в дом-шар и, спустившись вниз по длинному цилиндрическому коридору, оказался в его центральной части. У широкого люка лестничное поле остановилось, он толкнул дверь и, схватившись за металлический шест внутри, ловко проскользнул в помещение.
Здесь было темно и прохладно. Свет, проникавший из коридора, образовал причудливое пятно на вогнутой стене. До назначенного времени оставалось четверть часа. Пока Мартин был один.
В условиях невесомости учебная комната приняла форму двух колёс, проезжавших одно сквозь другое и остановившихся в тот момент, когда их центры совпали. На одной из стен располагалось окно полусферической формы; но тёмное пространство за окном, наполненное мерцающими звёздами, было все той же имитацией, как и многое другое на корабле. « Спутник Зари» двигался с такой скоростью, что Вселенная за бортом выглядела совсем не так, как эта симпатичная имитация. Звезды снаружи в действительности были размыты, искажены и сливались в одно мерцающее кольцо вокруг корабля, голубое — с той стороны, куда они летели, и красноватое, со множеством узких цветных полос в середине — с другой. Впереди лежало пространство, обманчиво кажущееся пустым, на самом же деле — заполненное губительной радиацией, позади — зияла другая тёмная яма, поражённая причудливыми частицами ренгеновского излучения с красным смещением — в ней гибли и видоизменялись галактики; мёртвые звезды, как вампиры, пожирали вновь возникающих.
Сначала звёздное небо показалось Мартину похожим на то, что он видел с Земли, но потом он нашёл, что не видит ни одного знакомого созвездия. «Спутник Зари» улетел слишком далеко. Расположение ярчайших звёзд изменилось радикально.
Мартин достал из кармана жезл и, отпустив его, оставил висеть в воздухе. Они медленно дрейфовали в сумерках, отдавшись на волю праздным воздушным потокам. Мартин не спеша написал большими буквами: Тереза, Вильям. Первое имя засветилось розовым электрическим светом, второе — голубым.
Указательным пальцем он написал под розовыми буквами: Пять лет мы жили рядом, но только за последние десять дней я понял, что ты значишь для меня, и что ты чувствуешь по отношению ко мне. Почему мы не замечали этого раньше? Я думаю о тебе постоянно. Я скучаю по тебе, если тебя нет рядом даже несколько минут. Это не только непреодолимое физическое влечение, это родство душ. Это зов, подчиняясь которому две частицы безошибочно находят друг друга в огромной Вселенной. Их, как и нас с тобой, Тереза, ведёт Бог, я чувствую его участие в нашей любви. Почему мы не поняли этого раньше?!
Послание Терезе мерцало всеми буквами — жезл вопрошал, будет ли Мартин продолжать, или уже можно отсылать письмо. Мартин продолжил:
Я говорил с Вильямом о наших с тобой отношениях. Он одобрил их — по крайней мере, не возражал. Мне кажется, наша дружба с ним от этого не пострадает, хотя, признаюсь, я чувствую теперь с ним не так свободно, как раньше. Вероятно, он догадывается обо всём, что происходит между нами, но ведёт себя очень благородно. Я понимаю, что ты винишь себя за то, что стала причиной разрыва уже сложившихся отношений, но, пойми, Тереза, нам всё равно никуда друг от друга не деться. Ты не должна думать, что из-за тебя мои отношения с Вильямом изменятся. Никто и ничто не помешает нам с ним оставаться братьями.
Я скучаю по тебе, — даже тогда, когда занят работой. Пусть это покажется наивным, но любовь к тебе — самое сильное чувство, которое я когда-либо испытывал. И я хочу, чтобы ты знала это.
Мартин несколько раз перечитал написанное, морщась от несвойственной ему откровенности. Даже в детстве, среди друзей, он никогда не позволял себе полностью раскрываться перед другими. Сейчас он вновь почувствовал себя маленьким мальчиком, хотя в свои двадцать два был одним из самых старших на «Спутнике Зари». Тереза была на три года младше его, Вильям — на год.
— Отправляй, — приказал он жезлу, и имя Терезы вместе с посланием исчезло. Лишь одиноко мерцало имя Вильяма. — Я думаю, — счёл нужным объяснить жезлу возникшую паузу Мартин. Но как он мог думать о Вильяме, когда все его мысли принадлежали Терезе?
По иронии судьбы, как ни старался Мартин в своё время быть выше эмоций и сохранить дистанцию со всеми, в конце концов, он не устоял перед желанием иметь друга. Вильям оказался самой подходящей для этого кандидатурой.
Благодаря некой отстраненности от всеобщей суеты, Мартин сохранил независимость и заслужил уважение товарищей. Его выбрали Пэном, и девушки стали проявлять к нему особый интерес, и, как и следовало ожидать, он тоже не оставлял их без внимания.