Наливайко
Шрифт:
Вишневецкий велел черкассцам отступить к основным позициям.
— А где Тульский? — спросил князь у джуры.
— Он отступил в лес и не сказал, что будет дальше делать…
В эту минуту два подоспевших полка Косинского, с гетманом во главе, вырвались из-за холма и навалились на черкассцев с фланга. Такой перевес врага в силах посеял панику среди войск Вишневецкого. Уже отданный было приказ отступить по долине пришлось изменить, лишь только на горе появился Косинский. Черкассцы повернули в лес.
Но и поспешный отход черкассцев к лесу не спасал их, — это поняли даже рядовые воины. Полки Косинского мчались наперерез и преграждали путь к отступлению, приходилось принимать бой, отвечать на него хотя бы слабыми контрударами. Глубокий снег и быстрое продвижение ослабили людей Косинского, но и одного вида такого вооруженного полчища было достаточно, чтобы княжеские войска обратились в беспорядочное бегство.
Ян Тульский, благодаря своему своевременному отступлению, сохранил порядок и боеспособность своего войска. В лесу он узнал от гонца из лагеря Гулевича, что у князя Вишневецкого тяжелое положение, войска бегут.
Стало ясно, что если позволить Косинскому окружить черкассцев — наилучшие части всей армии Острожских — все пропадет, останется только сложить оружие.
Битва шла до позднего вечера, попеременно радуя успехом то Косинского, то Вишневецкого. Войска Косинского имели перевес своею численностью и вооружением, но были изнурены переходами по глубоким снегам, в то время как отряды Вишневецкого сохранили свои силы. Потери у Косинского были значительнее, чем у Вишневецкого. Гетман долго держался, несколько раз перестраивая свои части, и все-таки не выдержал, послал джуру в Пятку просить Нечипора немедленно выступить с сечевою конницей.
И стоило только появиться коннице полковника Нечипора, как Вишневецкий отдал приказ спешно отступить. Измученные сражением казаки Косинского не погнались за черкассцами и отрядами Тульского, а вечерняя темнота скрыла маневр отступления княжеских войск на свои исходные позиции. Вот тогда-то Вишневецкий и отрядил хорунжего в Константинов к Янушу с просьбой о помощи…
На следующий день, словно жнецы в жатву, на самом восходе солнца сошлись в бою войска противников. Первым опять-таки напал Вишневецкий, не стерпев грубых оскорблений со стороны войск Косинского. Атаки были ожесточенные, но Косинский спокойно выдерживал их и отбивал: после двух таких атак Ян Тульский в третью уже не пошел.
Третью атаку произвел Косинский. Бой продолжался больше часа, и Вишневецкому пришлось для защиты своих позиций ввести в дело все резервы. Лес понемногу пустел, атаки же Косинского становились все ожесточеннее. Приближался конец…
Когда солнце перебежало на быстрых тучах ранний зимний полдень, катастрофа стала очевидною даже для каждого бойца. Нужно отступать… Да где там отступать, — нужно бежать кто куда может, отдать Константинов и разве где-нибудь под Острогом, собрав новые силы, попробовать остановить наступление Косинского. Вишневецкий видел, как неохотно перестраивались его люди, как равнодушно всадники заезжали то с левой, то с правой стороны. Хорунжий, посланный вчера к Янушу, до сих пор не вернулся, — нечего, значит, ждать помощи из Константинова. Но страшнее всего, что и отступать сейчас нельзя: враг будет рубить беглецов, настигая их по истоптанному снегу.
Вот если бы ночь… Любой ценой задержать Косинского до ночи…
Вишневецкий созвал старшин и вызвался лично вести войска в контрнаступление. Задержать Косинского и тем обеспечить отступление по крайней мере в лес. Нужно только сломить уверенность врага в его превосходстве, и тогда дела улучшатся.
Совет старшин не возражал. Хоть один человек не потерял голову в этом трудном положении — и то хорошо. К тому же, этот человек — потомок Байды Вишневецкого. И с ним согласились без слов.
Черкасский староста помчался к своим измученным отрядам, которые с трудом держались, едва не побросав в снег отяжелевшее оружие. Уже в седьмой раз палили пушки Косинского, сея смерть и подавляя дух армии Вишневецкого, не имевшей ни одной пушки. Изредка раздавались и менее звучные выстрелы гаковниц. Они вселяли еще больший страх.
О каком же наступлении мог помышлять князь Вишневецкий! Однако он направил несколько отрядов в обход Косинского с обеих сторон, а сам собрался идти в лобовую атаку.
Полки Косинского с удивлением переглядывались, видя, как побежденные уже остатки войска Острожских, вдруг перестроившись, бегом двинулись на казачий стан. Впереди, под крики и свист, гнал заморенных коней небольшой отряд конницы во главе с Вишневецким.
Косинский не опасался этой атаки. Но дерзость черкассцев так возмутила его, что он приказал сече- вой коннице враз отбить охоту у князя Вишневецкого до таких шуток. Сечевики, однако, недооценили удар Вишневецкого, не приняли в расчет совместных действий его войска с нескольких сторон, и в первой же стычке были смяты и отступили. Ободренные успехом, дружины Вишневецкого продолжали продвигаться вперед. С флангов на Косинского напали также отряды Гулевича и Тульского.
Боевые крики сражающихся, бряцание железа, ржанье коней — все это сливалось в непрерывный страшный гул. И до странности четко изредка вырывалось из этого гула отчаянное «геканье» какого-нибудь вконец ошалевшего воина. Вишневецкий, крича и подбадривая, метался на взмыленном коне среди своих людей, опьяневших от ожесточения и упорства. Конные сечевики Косинского несколько раз кидались в бой, но вынуждены бывали поворачивать назад, к пушкам.
У Косинского стояли в запасе вызванные из крепости всадники Нечипора. Уже не однажды гетман порывался бросить их в бой, но каждый раз вспоминал свой спор с полковниками-запорожцами на валу крепости и отбрасывал свое решение.
Полковник Нечипор подъехал к гетману сбоку, ожидая распоряжения. Косинский только кусал губы и грубо приказывал джурам удерживать беглецов. Но вот он оглянулся на полковника и резко пришпорил коня. Конь подскочил и помчал. Косинский подскакал к войскам, выходившим из боя, что-то прокричал им и снова вернулся туда, где все еще стоял полковник Нечипор, охваченный презрением к гетману.
Навстречу Косинскому выскочил на взмыленном коне один из его хорунжих. Гетман, не дослушав его, крикнул: