Наложница для нетерпеливого дракона
Шрифт:
Вот в это-то толпе Мишель и решил затеряться.
Уплыть из Суиратона он не мог. В кармане его уныло брякали последние гроши, ведь он как раз играл в кости в кабаке, когда Дракон укокошил Зизи. В тот день Мишель выиграл, но немного — ровно столько, сколько хватило ему на самую дешёвую комнату в самой дешёвой гостинице на самой грязной улице города, носящей название Кривая.
Стиснутая каменными серыми уродливыми домами, эта улица протискивалась, вихляясь, меж угрюмыми фасадами, и была так крива, что по ней было впору ходить лишь пьяным.
К тому же, из-за неровно наляпанных вдоль нее домишек, она изобиловала темными углами,
Идеальное место для таких прохвостов, как Мишель.
Он, хоть и разодетый в герцогский одежды, а от местных бандитов отличался мало. Его кроткий взгляд, шелковые светлые кудри, ангельская улыбка могли обмануть наивную Хлою, но не обитателей Кривой улицы. Стоило только столкнуться с Мишелем в местечке потемнее и побезлюднее, и увидеть, как его холеные ручки выхватывают словно из ниоткуда, из воздуха, остро отточенный нож, как никаких сомнений на его счёт не оставалось.
Итак, Мишель затаился.
Вернуться в дом Суиратонских герцогов и разжиться там золотишко он слишком боялся; уйти, уплыть из города и затеряться на дорогах страны ему было не на что. Оставалось одно — ждать. Улучшить момент, вернуться и ограбить дом.
О Хлое Мишель почти не вспоминал; юная красота его молодой жены не тронула его сердца. Любовные игры с нею ничем не отличались от прочих, с такими же наивными и доверчивыми девушками, коих в жизни Мишеля было преогромное количество. Он потерял наследство Суиратонов, потому как в дом вернуться боялся, но сильно о том не печалился. Самое удачное, что Хлою он вычеркнул из жизни, получается, просто так, задешево, но и это обстоятельство не трогало его сердца. Ему было все равно.
О кончине Зизи Мишель тоже не сильно печалился. Удирая из подожженого драконом дома, где остывал обезглавленный труп его почтенной матушки, Мишель мимоходом прихватил шкатулку с побрякушками, которую и пропил в три дня, громко отмечая упокоение родительницы.
Вот таков был Мишель.
В тот роковой вечер, когда стая воронов налетела на Суиратон непонятно откуда, Мишель возвращался в свою гостиницу с небольшой добычей. Сбив с толку какую-то даму, усыпив ее бдительность ласковыми речами и сладкими улыбками, он утащил ее в подворотню потемнее и стащил с нее всё украшения и туфли. Будет на что поужинать, подумал Мишель, рассовывая награбленное по карманам и поспешно удирая с места преступления.
Хитроглазый ворон, шумно хлопая крыльями, уселся на побелевшую от времени и дождей деревянную вывеску над булочной и громко, издевательски разобрался, словно желая привлечь внимание к Мишелю.
— Тише ты! — ругнулся тот и запустил в птицу камнем. Но не попал. Хрипло каркая во все горло, словно хохоча, ворон сорвался и улетел прочь, оглашая затихшую к вечеру Кривую улицу своими воплями. Будь на месте Мишеля кто-то более чувствительный, он неприменно ощутил бы как жутко и тихо стало кругом, но Мишель был не из пугливых.
Ускоряя шаг, Мишель с неудовольствием отметил, что, кажется, за ним следят — и что ещё более скверно, его преследуют. Звуков шагов, отдающиеся грохотом от мрачных стен домов, было намного больше, чем от пары каблуков Мишеля. Ругнувшись, Мишель припустил бегом, но шаги невидимых преследователей не отставали, каблуки выбивали звонкую дробь о каменную мостовую, и Мишель несся во весь дух, прижимая к груди отнятые у дамочки туфли.
Глава 9. Драконьи игры
Когда ему казалось, что спасение уже близко, его гостиница маячила где-то впереди, и стоит туда вбежать и захлопнуть за собой тяжелую крепкую дубовую дверь, как все страхи будут позади. Гостиница полна таких же ловких и отчаянных ребят, как сам Мишель; кто бы ни были преследователи — хоть дети Сатаны, — им не позволят просто так ворваться и забрать человека, которого им хотелось бы.
Но когда до двери оставалось всего несколько шагов, Мишель даже руку протянул, чтобы ухватиться за чугунное кольцо, прикрученное вместо дверной ручки, как дорогу ему заступил некто, соткавшийся из тумана, вынырнувший из пустоты так внезапно, что Мишель вскрикнул от неожиданности и от испуга, отпрянул, отшатнулся назад, едва не упав.
Преследователь был престранный; с головы до ног он был укутан в черный плащ, на голове его была черная треуголка, а над высоко поднятым воротом одежды, прямо над черным кружевным жабо, торчал вперед неестественно-длинный нос, словно маска чумного доктора. Маленькие блестящие глазки недобро смотрели на Мишеля, и тот нутром почуял, что с этим мрачным господином договориться не получится, потому что тот вряд ли слышит и понимает человеческую речь. Как не получится договориться и с другим, и с третьим, четвертым — одинаково одетые, похожие на носатых призраков, предвестником смерти, черные люди выныривали из темноты, коварно и опасно, обступая Мишеля, беря его в плотное кольцо. В руках у них не было оружия, да Мишель не был уверен в том, а есть ли у них руки, — но их молчаливое зловещее наступление привело Мишеля в такой ужас, что он заверещал, как заяц, попавший в силок.
Одной рукой он отшвырнул свою добычу — туфли, — и выхватил нож, ощерясь, как пес, по очереди наставляя его на молчаливых преследователей.
— Ну, давай, — распаляя себя перед дракой, кровожадным, абсолютно ненормальным голосом прошипел он, — кто первый? Иди сюда, клювастый! Кем бы ты ни был, я узнаю, какого цвета твое сердце, если оно есть!
Увидь своего ласкового ясноглазого Мишеля Хлоя сейчас, она бы, наверное, от ужаса упала в обморок, так омерзительно было его искаженное жаждой крови лицо, так страшен был его одержимый смех, грохочущий в каменном мешке, катающийся по узкой улочке меж стенами домов. Словно вся его прочность, вся его черная душа раскрылась и вышла наружу его истинная натура. И носатые молчаливые преследователи будто бы устрашились, отступили от взъерошенного Мишеля, собирающегося задорого продать свою жизнь. Один за другим они всплескивали руками, плащи их обращались в черные перья, а сами преследователи с карканьем черными воронами взлетали вверх, в серое небо, виднеющееся меж крышами домов.
— Вы посмотрите-ка, какой он храбрец, — раздался насмешливый голос. — Как тебе удалось очаровать молоденькую герцогиню? У тебя же на лбу написано, что по тебе каторга плачет…
По улице, очень неторопливо, словно прогуливаясь перед сном, шел некий человек — и теперь Мишель был уверен, что это именно человек, а не колдовской призрак.
Он тоже был одет в черное, и это его каблуки стучали по камням, пугая Мишеля звонким эхом.
— Девицы все одинаковы, — грубо ответил Мишель, презрительно сплюнув себе под ноги и исподлобья рассматривая приближающегося колдуна. — Им всем подавай сказок послаще да член подлиннее, и этого достаточно.