Наложница для нетерпеливого дракона
Шрифт:
Графиню освободили, помогли подняться. Она рыдала, но взгляд ее, обращенный к Хлое, был зол, и никакой благодарности в нем не было. С ее пальца насильно содрали кольцо и вытолкали прочь, а Дракон, аккуратно промокнув салфеткой губы, как ни в чем не бывало обернулся к Хлое.
— Итак, — произнес он, — я желаю наказать вас сию же минуту.
Только оказавшись в драконьей спальне, за плотно закрытыми дверями, услышав звук запираемого замка, Хлоя поняла, на что согласилась — и как это может быть жутко.
Спальня Дракона была не местом для неги и наслаждения; в полутьме Хлоя разглядела
Дракон, заперев двери, нарочито медленно опусти ключ в карман и обернулся к Хлое. В его золотых драконьих глазах с подрагивающими узкими зрачками танцевали отблески пламени, лицо, освещенное мягким светом, исходящим от камина, причудливо менялось. Оно то превращалось в демоническую маску, то вдруг становилось на удивление прекрасным, юным, и Хлое стало еще страшнее от этой причудливой игры света и тени.
— Прошу? — Дракон жестом указал Хлое на то место, куда ей следовало пройти, так буднично и спокойно, словно речь шла не о наказании и не о предстоящих страданиях, а о чем-то незначительном.
Хлоя обернулась и обмерла.
В углу, куда указывал дракон, чуть позвякивая, висели цепи, какие-то крюки, от взгляда на которые у девушки, казалось, сердце остановилось и дыхание замерло в похолодевших губах.
Она находилась в комнате Дракона, и он мог сделать с ней все, что угодно — и никто не придет и не заступится, не выручит, не поможет!
Место, где охотник вешает добычу и разделывает ее, снимает шкуру, потрошит бездыханное тело! Хлоя, не помня себя, сделала несколько шагов, расширенными от ужаса глазами рассматривая позвякивающее железо, которое, вне всякого сомнения, может причинять только боль!
— Что, — произнес Дракон, с интересом наблюдая реакцию девушки, на лице которой выписался небывалый ужас, — уже пожалели о том, что приняли чужую вину и придется расплачиваться за глупое, неоправданное милосердие? Но отступать поздно; я не приму оправданий и извинений. За глупость приходится платить больше всего.
Грубо ухватив ее за руку, он протащил ее в угол; на ее дрожащие руки надел тяжелые кандалы, скрепленные цепью, и, зацепив их за крюк, гремя цепями, одним рывком вздернул ее легкое тело вверх.
Хлоя взвизгнула, почувствовав, что теряет опору под ногами. Она почти висела на вытянутых руках, едва касаясь пальцами ног пола, а Дракон, закрепив цепь, деловито обошел ее, рассматривая, как охотник рассматривает тушу оленя перед тем, как спустить с него шкуру.
Острым ножом, лишь чудом не раня вскрикивающую от страха девушку, он безжалостно распорол ее платье, стаскивая его с Хлои, безжалостно кромсая ткань и кусками кидая на пол. Когда лезвие как будто нечаянно касалось кожи Хлои, она накрепко зажмуривала глаза, сжималась и закусывала губы, чтобы не раскричаться от ужаса. Ее тело под руками Дракона дрожало так, что звенели цепи, на которых она висела. Когда он распарывал ее чулки, медленно проводя по тонкий ткани острием ножа, иногда нарочно щекоча ее трясущиеся бедра, каждое прикосновение, каждое движение его отдавалось болью в ее напряженных нервах.
А Дракон, обнажив ее совершенно, раскидав по полу клочьями ее одежду, снова обошел обмирающую от ужаса девушку кругом, неспешно оглаживая ладонью ее обнаженное тело, лаская груди с остренькими сосками, поглаживая трепещущий животик, прихватывая и тиская мягкие ягодицы.
— С чего б начать? — задумчиво произнес он, словно не слыша шумного дыхания Хлои, которое едва не срывалось в рыдания. — С пятнадцати ударов? Времени у меня много, а сделать хочется так много… всецело насладиться твоими криками. Я люблю как ты кричишь.
Неспешно отошел он от трепещущей жертвы, и Хлоя обострившимся слухом уловила шелест ткани. Дракон неспешно избавлялся от верхней одежды, оставшись в нижней белой рубашке штанах, и когда он снова вернулся к Хлое, в его руках была тонкая гибкая розга, совсем как та, которой наказывали проворовавшуюся девушку.
Рукава его было закатаны по локоть, и Хлоя с ужасом смотрела на его обнаженные руки — крепкие, сильные, привыкшие рвать и терзать… Когда одна из ладоней снова по-хозяйски легла на ее обнаженные подрагивающие ягодицы, поглаживая, Хлоя едва не взвыла от страха, суча ногами.
— По бедрам? — спросил Дракон, и его розга легко коснулась ног девушки, чуть похлопывая. — Или чуть выше?
Прут скользнул по ягодицам Хлои, неспешно обводя аппетитные округлости, но от этого легкого прикосновения Хлоя рванулась вперед с криком, словно он уже прочертил кровавую полосу на ее белоснежной коже.
— Ноги врозь, — велел Дракон, и его прут скользнул по дрожащим внутренним поверхностям бедер Хлои, по самым мягким и чувствительным местам, прикосновение к которым ощущалось как ожог, как самый хлесткий удар. — Здесь? Или по животу?
Словно дразнясь, прут пощекотал между ножек Хлои, и та напряглась, вздрогнула, перенося острое ощущение.
— Бейте куда пожелаете, — сквозь зубы прорычала Хлоя, едва сдерживая слезы. Кружащий вокруг нее Дракон казался ей невероятно страшным. Он не делал резких движений, не говорил громких слов, не угрожал, но от него словно исходила яростная жажда крови и чужой боли, и Хлоя умирала от ужаса, когда ее воображение рисовало ей реки крови на ее бьющемся иссеченном теле.
— Ты дерзкая и смелая, — произнес Дракон, словно дразнясь и пугая, то похлопывая прутом по бедру Хлои, то щекоча ее меж ног, отчего она стыдливо стискивала колени и повисала в воздухе. — Но одной смелости недостаточно. При самой горячей крови не обходима еще и холодная голова. Жалеть подлецов и негодяев нельзя; получив второй шанс, они обязательно отплатят зло за твое милосердие. Такова их природа. Ворам в моем доме не должно житься вольготно. Они должны знать, что их накажут за самую небольшую кражу, и сурово накажут. А ты выгораживаешь их. Как зря.
Его прут продолжал поглаживать, щекотать девушку меж ног, и ее бедра начали дрожать уже иной дрожью, реагируя на слишком острый раздражитель. Скользнув меж ягодиц, прут коварно протиснулся меж половых губ и пощекотал клитор, скользя по нему осторожно и вкрадчиво. Нервы девушки были напряжены до предела, и каждое прикосновение к коже отдавалось болью, кипятком обваривающей нервы. От касаний прута к самым нежным частям ее тела Хлоя вскрикивала, не понимая, чего больше испытывает — страха или острого зуда сродни удовольствию.