Наложница огня и льда
Шрифт:
Понятно, почему наследницу выдадут замуж после восемнадцати. Юная девушка не сможет в одиночку управлять страной, а советников вокруг окажется слишком много и советы их будут противоречивы. Понятно, почему герцог рискнул. Год-другой ожидания грозил обернуться появлением нежеланного консорта, влиять на которого, в отличие от неопытной Валерии или собственного сына-марионетки, будет непросто.
— Что с Пушком?
— Пес… сильно беспокоился, особенно когда заметили отсутствие Валерии, но без нее никто не решился приблизиться к нему, да он и не подпускал никого. Пытался сбежать, едва
— Простите? — я взглянула удивленно на Дрэйка. — Но как же…
— Валерия ничего не расскажет.
— А Нордан…
— Поддержал мое предложение не упоминать о твоем участии в побеге Валерии.
— Но она прислала цветы с…
— С красивой открыткой с наилучшими пожеланиями, где также поделались благоприятным впечатлением от вашего общения во время аудиенции и выразила желание как-нибудь пригласить тебя на чашечку чая, — мужчина пристально посмотрел на меня. — Понимаешь, Сая?
— Да, конечно, — медленно кивнула я.
— И обратилась она к Норду потому, что наслышана о его, скажем так, репутации бунтаря. Заподозрив неладное, он согласился отвезти Валерию к Эдуарду, дабы вывести того на чистую воду. Заговор раскрылся, но, увы, Эдуарду удалось сбежать.
Нордан поехал только из-за меня. Впрочем, императору не обязательно знать о таких нюансах.
— Они поверили?
— Пришлось. Доказывать обратное они все равно не станут, да им, по сути, и не важно, была ли с Валерией другая девушка.
— Мне… мне очень жаль, что я причиняю вам столько неудобств, — прошептала я.
— Что ты. — Дрэйк улыбнулся. — Ты не причиняешь неудобств. Позволь кое-что уточнить. В храме в Сине были списки послушниц?
Вопрос неожиданный. Удивительный. И подозрительный. Зачем Дрэйку списки?
— Должны были быть, — ответила я осторожно.
— Мне пока удалось разыскать только составленные военными описи. В них отмечены четыре Саи и три Сайи.
— Имя довольно распространенное в Феоссии.
— Догадываюсь. — Мужчина взял бокал с вином, поднял повыше, изучая на просвет темно-красную жидкость. — При более детальном рассмотрении выяснилось, что всю документацию храма, архивы, книги и часть имущества забрали… мы.
— Мы? — повторила я, ощущая, как поднимается страх, зябкий, панический.
— Братство Тринадцати, — лицо Дрэйка спокойно, задумчивый взгляд, казалось, полностью сосредоточен на содержимом бокала, на причудливой игре бликов, но я чувствую, как мужчина следит за мной неотрывно, отмечая малейшее изменение реакции на его слова, мельчайшую эмоцию, отражающуюся в моих глазах. — Не знал, правда, что у нас были дела с вашим храмом.
— Мне… мне тоже ничего об этом неизвестно. Я… прошу прощения. — Бросив салфетку на стол, я встала, покинула торопливо столовую.
Что Дрэйк хочет найти в этих списках? И зачем братству документы, наши книги, даже вещи? Сейчас, наверное, уже и не осталось никого из одаренных Серебряной девушек, кто сохранил бы
Хотя, возможно, сами одаренные братству и не нужны.
Поднявшись к себе, я включила свет, постояла немного посреди комнаты, пытаясь успокоиться, пытаясь заглушить непонятный страх. И не сразу заметила бумажку на «Лисьих сказках».
«Жду в десять вечера на том же месте, что и в прошлый раз. Можешь ничего не надевать. Хотя нет, накинь что-нибудь, нечего шататься голышом по дому».
Щеки загорелись резко, ощутимо. Кажется, вот-вот начнут пылать по-настоящему.
А я и забыла.
Память-предательница воскресила сцены непрошенные, неприличные, рождающие дрожь предвкушения. И все же есть разница между тайными мечтами о мужском прикосновении и осознанием, что это должно произойти в ближайшее время. Мама говорила, что больно только в первый раз, но новая волна страха не становится слабее от этого утверждения. Я и хочу отказаться, остаться в своей спальне, и желаю пойти, утонуть в объятиях.
Халат я накинула. Поверх короткой ночной сорочки. Не гулять же, в самом деле, обнаженной по дому? И причесывалась долго, старательно, пристальнее обычного разглядывая свое отражение в зеркале, хотя и понимала умом, что волосы неизбежно растреплются, а внешность моя теперь не столь уж и важна, по крайней мере, для Нордана. И по дому кралась воровкой, словно и не приходилось раньше пробираться тайком в спальню мужчины. Должна бы привыкнуть.
Дверь открылась прежде, чем я подняла руку для стука. Оглядевшись в последний раз, я переступила порог, окунулась в полумрак неосвещенной гостиной. Позади закрылась дверь и на моей талии сомкнулось теплое кольцо, прижало спиной к мужской груди.
— Не боишься? — жаркий шепот возле уха, поцелуй в шею.
— Нет.
— Но ты дрожишь.
— Просто я… я не привыкла к… к таким вещам.
Нордан отпустил меня и подхватил неожиданно на руки.
— Нордан! — что за странная блажь относить меня в спальню? На сей раз я могу и сама дойти!
— Что, котенок?
— Я…
Мужчина пересек гостиную, вошел в спальню, освещенную лишь лампой на столике возле кровати. Поставил меня на пол перед окном с не задернутыми портьерами. На широком подоконнике бутылка с красным вином, два бокала, две вазы, с конфетами и с фруктами, сложенное покрывало с постели.
— Ты решил меня предварительно напоить? — удивилась я.
— А ты собираешься напиться до состояния бревна? — Нордан усадил меня на покрывало, присел на край подоконника с другой стороны, разлил вино по бокалам. Подал мне один, улыбаясь лукаво, искушающе. Так, должно быть, улыбаются демоны-соблазнители своим ничего не подозревающим жертвам. — Говорила, что не боишься.