Наложница огня и льда
Шрифт:
Я заметалась по кабинету, представшему вдруг западней, ловушкой, в которую я сама себя загнала. Зачем я поддалась пагубным этим желаниям, инстинктам? Откуда они появились, ведь прежде у меня не возникало ничего подобного? Зачем мне, во имя Серебряной, вторая привязка? Разве мало мне одного получеловека, связи, способной обернуться моей погибелью?
Зачем мне, некогда бывшей той, чье тело, подобно телу нашей госпожи, должно оставаться непорочным до конца моего бытия, сразу двое мужчин?!
— Айшель. — Дрэйк в одно мгновение оказался рядом, попытался обнять, но я с неожиданной для себя силой начала вырываться. —
— Отпусти меня, бездушная тварь! — голос визгливый, истеричный, чужой. В сознании закручивались темным вихрем ярость и обида, туманили разум столь же сильно, стремительно, как еще недавно пленили аромат сандала и лета, страстного желания. — Ты до сих пор любишь только ее, да? Девушку, чьи кости давно уже обратились тленом в земле? Впрочем, она на диво удобная возлюбленная — тихая, безопасная, уже мертвая и потому с ее чувствами можно не считаться! — Я высвободила руку и с размаху ударила мужчину по щеке. Дрэйк застыл, словно окаменев. Я вырвалась, ощущая, как защипало глаза от подступивших злых слез. — Кусок льда! Скотина бессердечная! Ненавижу!!
Развернувшись, я бросилась к двери, распахнула. Замерший по другую сторону порога Нордан, как ни странно, сделал шаг назад.
— Шель, какого Дирга у вас происходит? — спросил Нордан требовательно, подозрительно.
— И тебя ненавижу! Всех вас ненавижу! — выкрикнула я, едва сдерживая рыдания, понимая, что если Нордан попробует меня остановить, то я использую сияние. Мне не выиграть это сражение, но в слепой ярости я готова биться, царапаться, кусаться до последнего.
Нордан скользнул по мне пристальным настороженным взглядом и отступил, давая дорогу. Я метнулась мимо мужчины к лестнице, бегом поднялась в свою комнату и, бросившись на кровать, отпустила на волю слезы и душившие меня рыдания.
Плакала я долго, заливая слезами подушку. Еще дольше лежала после неподвижно, глядя в одну точку.
Я устроила Дрэйку истерику. Кричала, билась, ударила его, хотя, естественно, едва ли мой удар был сильным и мог причинить сколько-нибудь ощутимый вред взрослому крепкому мужчине, тем более человеку лишь наполовину. Я ударила больнее, не рукой, но словами, обвинениями, напоминанием о его чувствах к Дайане. Не мое дело осуждать память Дрэйка о погибшей невесте, низко и подло использовать его верность возлюбленной в качестве шпильки во время ссоры.
Что на меня нашло? Я не плакала, не впадала в истерику в худшие моменты своей жизни, я всегда старалась держаться и в глубине души тайно гордилась собственной твердостью, крепостью духа, а сегодня сорвалась вдруг.
Кажется, я впервые осознала, что такое эмоциональная связь, когда другой человек так или иначе ощущает владеющие тобой чувства. Вероятно, не будь связи, реакция Нордана была бы другой. Попытался бы он меня остановить, продолжил бы ссору, выясняя обстоятельства нашей с Дрэйком размолвки, добавил бы своих обвинений, претензий? Но отпустил, не стал удерживать. И этот поступок только усиливал вину перед ним.
Пенелопа заходила ко мне спросить, спущусь ли я к ужину, но я не набралась храбрости пойти в столовую, увидеть тех, кому я причиняю больше неудобств, чем радости. Разве не в том заключается предназначение рабыни-наложницы — быть послушной и милой, радовать своих хозяев в постели, делать все
Сославшись на усталость после поездки, я попросила принести ужин в мою комнату и, устроившись с подносом на подоконнике, съела все до крошки. Еще и прожорливой становлюсь, несмотря на свежие переживания… Куда я падаю, в какую бездну проваливаюсь?
Немного позже горничная забрала поднос с пустой посудой, и я закрылась в ванной. Долго стояла под горячими струями в душевой кабинке, сначала промывая тщательно волосы, затем просто набирая воду в сложенные лодочкой ладони.
Я должна извиниться перед Дрэйком. Что бы ни говорила Лиссет, ни он, ни Нордан не примут тройной привязки, не согласятся с необходимостью делить меня между собой и значит, как бы больно ни было, мне придется остаться с кем-то одним. И Дрэйк снова поступает благородно, не вынуждая меня делать выбор, не напоминая о произошедшем, обеспечивая мои безопасность, будущее. А я в ответ разбрасываюсь обвинениями пустыми, ревнивыми.
Сказала в сердцах, что ненавижу его. Не ненавижу, но боюсь, что Дрэйк мог подумать обратное, принять на веру запальчивые мои слова.
Живое, крепкое кольцо на талии сомкнулось неожиданно, перехватывая мои руки и прижимая их к бокам. Я вздрогнула, рванулась инстинктивно, холодея от внезапности, от паники, но мочки уха коснулись вдруг губы.
— Ти-ише, котенок, тише. Ты же не собираешься разнести всю ванную к дирговым родственничкам? — от чуть насмешливого голоса Нордана паника утихла, рассеялась. Я выдохнула, прижалась спиной к обнаженной груди позади. — Мне, конечно, любопытно снова посмотреть, на что ты способна, но для подобных демонстраций у нас нет времени. Ты успокоилась?
— Норд, — я откинула голову на плечо мужчине, посмотрела ему в лицо, — я вовсе не ненавижу тебя.
— Знаю.
А Дрэйк?
Я прикусила язык, не давая сорваться неуместному вопросу. Все равно рассчитывать на ответ не стоило.
— Ты собиралась рассказать мне?
Вода словно похолодела резко, обдавая тело не горячими струями, но россыпью колючих льдинок, проникающих под кожу, вымораживающих кровь, сердце, чувства, оставляющих только страх, неизбежный, поглощающий.
— Не закрывайся, — нахмурился Нордан. — Мне даже запах твой чуять необязательно, чтобы заметить, как ты пытаешься закрыться. Дрэйк рассказал. Да и если бы не рассказал, что было бы весьма недальновидно с его стороны, я бы сам спросил. Это было странное ощущение. Странное и страшное, Шель. И испытать его вновь я бы не хотел. Не в этой жизни.
Дрэйк рассказал? Вот так запросто поделился тем, что, как я полагала, он первым пожелал сохранить в тайне?! Я ошиблась в нем?! И Лиссет, похоже, тоже.
Я застыла в объятиях мужчины деревянной куклой, не способной шевельнуть самостоятельно и пальцем, глядя с ужасом в синие с оттенком стали глаза. В горле пересохло, я не способна вымолвить ни слова. Нордан развернул меня лицом к себе, прижал к стенке кабинки.
— Стремительно нарастающий холод, ощущение даже не пустоты — голодной бездны, забирающей все силы разом. И странное, четкое осознание, что все это происходит не со мной, — мужчина говорил негромко, и смысл сказанного едва доходил до меня сквозь оцепенение, страх, панику.