Нам бы день продержаться. Дилогия
Шрифт:
– Ибрагим, – не унимаюсь я и зову своего главного бэтээрщика. Тот соединяет между собой снаряженные звенья ленты КПВТ в сорокапульную змею, потом он объединит ленты между собой в пятисотпатронную цепь и аккуратно уложит в боеукладку ящика питания КПВТ. – Как машина? – Мой вопрос, а вернее ответ Пирмухаммедова заинтересовывает всех сидящих вокруг.
– С тебя хмырь, Муха! – орет кто-то у меня за спиной, намекая на проставу механика перед личным составом за полученный подарок и удовольствие обладания таким чудовищем. Ибрагим смущенно и радостно улыбается.
– Сначала патроны уложу! А машина зверь, спасибо, тащ лейтенант, – отвечает он кому-то и мне и кивает на толстые снарядики и черную крабовидность звеньев в своих руках.
– Всем спасибо, Ибрагим, – поправляю я его и двигаю дальше. Взгляд утыкается в собачника.
– Карманов, что в питомнике? – продолжаю я, переходя от одного пограничника к другому. Народ потихоньку подбирается, отряхивается, поправляет одежду, оружие, мое начало традиционного обхода заставы не остается незамеченным. Знают, что допадусь до всех, проверю и озадачу, кого увижу. Поэтому парни потихоньку складывают амуницию у стены аккуратными, индивидуальными кучками и исчезают в двери, направляясь на обед. Там, в столовой, даже команду «смирно» нельзя подавать – запрещено, блин, по уставу. Ну, все нормально, лозунг: «Подальше от начальства – поближе к кухне!» – еще никто не отменял. После обеда напряжение, царящее на заставе, несколько спадает, сглаженное тяжестью пищи, усталостью и возможностью отдохнуть до боевого расчета.
– Виктор Иванович, перед тем как отдохнуть, возьми четверых бойцов и снимите миномет с «КамАЗа». Надо его утянуть на опорный и пристреляться вкруговую. Заодно и ящики с минами и зарядами выгрузить. Остальное оставить в «КамАЗе» и загнать в Чулинку до завтра.
– Понял, командир, – Виктор Иванович заботливо прячет «вал» в чехол и передает Боре, чтоб поставил в расчищенную оружейку. Через некоторое время «КамАЗ» пылит колесами на опорном. И от заставы становится виден треугольник силуэта выгруженного посреди ОППЗ миномета с вершиной, хищно направленной в сторону нашего тыла. До боевого расчета всем находится, что сделать. Старший прапорщик не останавливается и, прибрав к рукам всех свободных солдат, разгружает полностью грузовик в Чулинке и сортирует трофеи по калибрам и назначению. Трассеры, простые и бронебойные патроны в ящиках занимают упорядоченные места на временном складе АТВ под опорным пунктом заставы. Увеличение количества боеприпасов старшину и каптера, безусловно, радует, а вот наша неуемность в их сжигании не очень. Особенно КПВТ. И боекомплект большой, и много места занимают его патроны.
– Тащ летенант! Разрешите обратиться. – Только сел прикинуть, как боевой проводить и кого куда назначать, и на тебе, «тащ лейтенант» – Пирмухаммедов нарисовался.
– Давай, только быстро! – подстегиваю смущенного и довольного водителя нашей железной кобылы.
– Тащ лейтенант, вы скажите, чтоб мне пустые ящики из-под патронов отдали все, что есть и будут, а то Бадья и Маз их сейчас на растопку пустят и сожгут.
«Интересно! На фига они ему сдались? Может, мебель будет делать?» – предполагаю я.
– А зачем тебе, Ибрагим, пустые ящики? – любопытствую на всякий случай, пусть объяснит. Не все ж мне одному ребусы решать.
– Так это. Я их песком и щебенкой набью и машинку всю обложу сверху и обвешаю по бокам. А проволоку для крепежа я уже нашел, – успокаивает он меня и еще больше заинтересовывает. Хотя ответ, похоже, я знаю. Ибрагим подтверждает мои мысли.
– У них там РПГ есть, а если его граната ударит в ящик с песком и камешками, то кумулятивная струя может до противопульной брони и не добраться. А если и доберется, то силу свою потеряет значительно. И тем, кто внутри, шанс выжить будет, и БТР спасет от уничтожения, – грамотно поясняет мне мой механик-водитель, Муха, делает паузу и продолжает: – А то жалко, только отбили машину и, если сожгут сразу, то даже покататься на флангах не успеем на нем, – окончательно аргументирует он свою заботу. То, что сжечь его БТР мугут вместе с ним, он еще соображает плохо по своей шкале приоритетов.
– А, ну давай. Дуй к старшине и Боре, и Бадье, и Дизелю, и Шустрого не забудь! Передай мою команду, чтоб все пустые ящики собрать возле БТР и отобрать у Будько и Маза, пока они их не поломали на доски. – Пирмухаммедов испаряется, торопясь остановить неизбежное. Все ящики ему, конечно, не отдадут, но большую часть он получит, а старшина проверит, чтоб и остальные отдали маленькому механику нашего бронетранспортера. Глядишь, и майора покатаем в нем на Кушак его долбаный. Майор, наверно, спит сном праведника, направившего нас по нужному пути, сил набирается. А может, притворяется, но нам не мешает приводить себя в порядок. Как оказалось, он в это время помогал Чернышу советами, когда тот делал все, чтобы дядя Федя остался в живых после таких ранений. Феде повезло, что он высунулся только правым плечом из-за скалы. Туда и схлопотал пулю, вторая чиркнула по коже головы и пробила каску изнутри, изрядно рванув подбородок удерживающим ремешком, а третья прошила бицепс правой руки навылет.
На боевой расчет пограничный народ строится усталый, наполовину сонный и недовольный.
– Равняйсь! Смиррррна-а! – командую, но не обращаю внимания на недостаточно резкое верчение головами и вольные стойки некоторых стоящих в строю. Устали мои солдатики, под смертью ходили сегодня почти все, и жалко мне их дергать, но надо, и никуда от этого не деться. Да и мы со старшиной еле стоим на ногах. А поэтому я приготовил моим орлам сюрприз, от которого они точно не смогут отказаться. – Застава – слушай боевой расчет:
– Старший сержант Цуприк!
– Я!
– Дежурный – с двадцати до двух! С десяти до шестнадцати!
– Есть!
– Сержант Карманов!
– Я!
– Дежурный – с двух до десяти, с шестнадцати до двадцати!
– Есть!
– Ефрейтор Иванов!
– Я!
– Дежурный связист! С двадцати до двух, с десяти до шестнадцати!
– Есть!
– Ефрейтор Бойко! – пауза. – Владимир! – уточняю я под смешки из строя.
– Я!
– Дежурный по связи – с двух до десяти, с шестнадцати до двадцати!
– Есть!
– Рядовой Нефедов! – Все улыбаются – он единственный не ефрейтор среди солдат на за-ставе.
– Я!
– Часовой заставы! С двадцати до двенадцати, с четырех до восьми, с двенадцати до шестна-дцати!
– Есть! – Боевой расчет продолжается, все внимательно слушают. Можно не запоминать. Лист с выпиской будет тут же передан дежурному и вывешен на доске объявлений под заголовком «Боевой расчет» над столом дежурного по заставе.
– Тревожная группа 25с двадцати до шести, старший – лейтенант Зубков… – Далее идет перечень тех, кто будет подпрыгивать по команде «в ружье» в составе тревожки ночью. Каждый отвечает свое «Я» в ответ на звание и фамилию. – Те же с шести до двадцати, – не смею нарушить ритуал я.
– Заслон с двадцати до шести, старший – старший прапорщик Грязнов… те же с шести до двадцати, – заканчиваю боевой расчет, но не подаю команду «вольно». Народ удивленно и любопытно поднимает брови и подбородки. – Баня – с десяти до восемнадцати! Ответственные – старший прапорщик Грязнов, ефрейтор Шустрый, ефрейтор Бондарь. Старшине подготовить замену грязного белья на чистое. Вольно. Командирам отделений – уточнить боевой расчет и доложить. – Народу у нас с гулькин нос, по пальцам можно пересчитать. Уточнение происходит быстро, доклад принимаю с места. Поэтому весь личный состав убывает, радостный и возбужденный предстоящей баней, в столовую. А я к своим заботам и майору. И Федю надо проведать с Косачуком обязательно. Да и вторым номерам прилетело не мало, хорошо хоть не осколками посекло. Итого четыре раненых в минусе и БТР в плюсе, если, конечно, не считать плюсом танк, склад и человек тридцать басмачей от Курбана. И боевой опыт, который не купишь ни за какие денежки.