Нам бы выжить. Хозяин – 2
Шрифт:
Прошло, наверное, полчаса, прежде чем он продолжил: – Так я и говорю. Живем, мы справно, в лесу зверья хватает. Море рядом. У моря свои хутора – рыбачьи. Но и там народу маловато. Их в первую очередь рейдеры «чистят». Искать легче. Иди вдоль побережья и обязательно на рыбачье поселение наткнешься. Казалось, не селись у моря – останешься на свободе, так нет, селятся потому, что выгодно. Уловы велики, живут сытно до тех пор, пока не поймают. Да и рейдеры – не одна беда поморов. По побережью часто морские разбойники пошаливают. Откуда приплывают – неизвестно. Мы на своих легких баркасах далеко не заплываем. Хотя, говорят дальше на северо-западе да и южнее, острова после катастрофы остались и живут там люди, а может и не совсем люди. Катастрофа изменила человеческую сущность. Говорят, раньше люди отличались только цветом кожи и по языку, на котором говорили, а теперь и не знаю. Как-то раз я в рыбачьем поселении был. У меня знакомцев по всему побережью много, ну,
Мы еще посидели немного. Затем Николай, завернувшись в полушубок, негромко захрапел. А я пошел проверять караульных.
Восемь дней мы ехали по северо-западному тракту, за время в пути ничего примечательного не случилось. Тракт был безлюден, и на ночь приходилось останавливаться в открытом поле. Хотя пустующие строения и встречались, в них мы не ночевали. Не доверяю я пустующим зданиям. Отец мой, будучи рейдером, порассказывал, какие неприятности могут таиться в пустующих зданиях. Ну, об этом как-нибудь в другой раз.
А сейчас мы находимся в первом постоялом дворе, попавшемся на нашем пути. Вообще Горушки, мелкое поселение в десяток домишек, и постоялый двор самое крупное строение в поселке. Крупное, это значит двухэтажное с небольшим трактиром на первом этаже и комнатами для постояльцев на втором.
Не доверяя внешнему спокойствию, царившему в поселке, я выставил караульного на улице. С пригорка, на котором расположился постоялый двор, прекрасно были видны окрестности на пару верст в округе. Я как раз договаривался с трактирщиком насчет свежих харчей в дорогу, когда в помещение вбежал встревоженный дозорный: – С взморья двигается обоз и целая толпа народу. Через минуту мы с Митькой и Николаем уже стояли на пригорке. – Похоже, рейдеры идут, с обозом и пленными – проговорил я, передавая бинокль Николаю. Митька ничего не сказал, хотя видел и без бинокля отлично. Обоз двигался медленно, так что дойдут до нас не ранее чем через полчаса. Николай выругался и, отняв бинокль от побледневшего лица, повернулся к нам. – Там мои домашние и люди с соседних хуторов. Я еще раз приложился к биноклю. Рейдеры незнакомые. Передаю бинокль Митьке – Ты кого из бойцов знаешь? Дело в том, что Митька около месяца отлеживался раненый у старшины возчиков в Полисе и, наверняка, общался с местным людом, а к старшине приходили многие, в том числе, и рейдеры. Мой приятель долго рассматривал конвоиров и, наконец, сказал. – Нет, этих у Мефодия не было.
– Все, будем отбивать, это наши люди, а своих я не бросаю.
Сказать было легко, теперь пора определить позиции. За постоялым двором, почти примыкая к нему, находилась небольшая роща. С дороги ее не было видно, так что через малый промежуток времени лошади и возы были спрятаны в ней. Дорогу перекрыли двумя засадами, как со стороны Полиса, так и со стороны взморья. Старшими в засадах сидели Николай и Митька, как наиболее надежные стрелки, им в помощь пошли Илюха Кирпатый и Харитон. На чердаке у слухового окна, расположился пулеметчик. Несколько ребят засели в сарае и конюшне. Сам я с двумя помощниками спрятался за стойкой трактирщика, пригрозив последнему, что в случае если подаст знак рейдерам, трактир прекратит свое существование вместе с хозяином. Все, вроде подготовились, главное чтобы в роще лошадей не заметили, а следы нашего пребывания на постоялом дворе, мы скрыли, пускай и не очень тщательно, но подозрений не вызовут. Мало ли людей на постоялом дворе ошивается?
С улицы послышался, шум. Въезжали телеги, переговаривались люди, и через мгновение дверь открылась, впустив в трактир четверых крепких бойцов. То, что это старшие, я даже не сомневался, подсматривая за вошедшими через щель в стойке. Одеты они были в добротные куртки из телячьей кожи, оружие ухоженное, в основном автоматы, а у высокого худого мужика за поясом отвисала кобура тяжелого пистолета. – Эй, трактирщик, чего в углу замер, не видишь, гости к тебе долгожданные нагрянули? Трактирщик побледнел и затрясся, этак он нас выдаст моментально. Предохранитель с автомата я снял заранее, и недолго думая, приподнявшись, выпустил очередь в бойцов. Мои помощники, выскочили из-за стойки и, вторя мне, открыли огонь по опешившим от неожиданности рейдерам. И тут же, началась стрельба во дворе. На крыше загрохотал пулемет. Из сарая и конюшни мои бойцы поддержали своего товарища, а я, метнувшись к окну, едва не получил шальную пулю, которая прошла рядом с виском. Ребята переместились к двери и, открыв ее, залегли за высоким порожком. Стрельба во дворе стихла и мы, прикрывая друг друга, выбрались во двор. Так, здесь все нормально, у коновязи лежало пятеро рейдеров, двое убитых у колодца, один пытался открыть ворота, чтоб удрать, но застрял, уткнувшись головой в створку. На улице стрельба не прекращалась. Глянем …
Через щель в частоколе, можно было рассмотреть немного, но этого хватило. Рейдеры, сочтя, что для возов и пленников места в постоялом дворе маловато, оставили свою добычу снаружи под охраной бойцов. В настоящий момент в живых их оставались только двое. Наши ребята из засады били одиночными выстрелами, но с их позиции противника было не достать. Мне же залегшие рейдеры были прекрасно видны. Оборачиваюсь. Все мои вояки столпились у частокола. Жалко мой винторез у Николая, ну да ничего, попробую и так достать. Мой автомат пристрелян и одиночными бьет довольно кучно, а расстояние в 150 метров – пустяк. Висок одного из бойцов противника был прямо на мушке, а вот второго прикрывали сидящие на корточках заложники, видимо, упасть на землю, им было отказано. Выстрел и боец с пробитым виском уткнулся в пожухлую траву… Перевожу стрельбу на очереди и стреляю впритирку поверх голов несчастных пленников. Они невольно падают на землю и открывают корпус последнего бойца. Мгновенно перевожу на одиночные, прицеливаюсь… Вот шустряк, откатился, да еще очередь в нашу сторону успел произвести. Щепки от частокола так и брызнули. Но откатившись, парнишка забыл, что напротив него тоже засада и подставил свою задницу под выстрел. Непроизвольно дернулся, приподняв голову от земли, и получил пулю в лоб уже от меня. Похоже все… Нет, я ошибся. Пока мы, сгрудившись с одной стороны частокола, пытались освободить пленников, я как- то подзабыл про обоз, который расположился с другой стороны от постоялого двора. И двое охранников, под шумок, обрезав постромки, вскочили на лошадей и помчались по тракту в сторону Полиса. Далеко не ушли, через сто метров их встретила огнем вторая засада во главе с Митькой. Он, недолго думая, срезал обоих всадников одной длинной очередью. Положив заодно и одну из лошадей. Вторая была поймана…
Осматриваю окрестности на предмет имеющегося супротивника. Нет, теперь действительно «чисто». Смотрю, Николай бежит к сбившимся в кучу землякам. Сам видимо, ранен в руку, но пока не замечает кровянки, выступившей через продранный рукав полушубка. А вот напарника его я не вижу. Да, кстати, какие потери у нас? Через малое время выясняется: двое убитых, четверо ранены, правда не тяжело. И это мы напали внезапно! Шустрые ребята, если б знали о засаде, возможно, и они нас тогда положили всех. Ну, а так мы уничтожили девятнадцать рейдеров и освободили тридцать пять земляков Николая. В основном, женщин и подростков обоего пола. Мужики на хуторах отбивались до последнего и большую часть их перебили. В плен попали только внезапно захваченные во время ночного нападения на поселения и раненные.
Пленников разместили на постой к местным жителям, а трактирщик, выделив десяток своих односельчан, приказал им прикопать убиенных. Всю ночь в трактире пекли хлеб и заготавливали провизию на нашу ораву. В дороге пленники успели наголодаться, так что припасы не помешают. Нам достались трофеи в виде шести повозок с награбленными вещами и провиантом. Семь лошадей, три тощие коровенки и молодой бычок. А вот скот – это удача, это молоко детишкам и возможность вспашки земли по весне. Надо только место выбрать и убедить поморов поселиться в одном месте, не дать опять разбежаться по хуторам. Все же более сорока человек – это сила. Впрочем, люди сейчас подавлены из-за потери близких, своего очага и имущества. Поморам требуется защита и сопротивления не будет, а их соплеменники, освобожденные мной от рабства, пожили с нами в Степаново и понимают преимущества жизни в больших коллективах.
Вечером, уложив свое семейство в одном из номеров постоялого двора, Николай спустился вниз и присел рядом со мной. – Мочи нет, рука мозжит, сначала на радостях не заметил, а к вечеру отходняк начался – пожаловался он, принимая из моих рук чашку с самогоном. Самогон был наш, взятый в дорогу, напиткам трактирщика я как-то не доверял. Мы выпили, закусили, а потом повторили. Вижу, отмяк слегка Николаша. Ну и начинаю так издалека: – Слушай, Коль, тебе сны часто снятся?
– Эта как же? Конечно, вот у тебя жил, так жена, дети постоянно являлись, да и другое тоже. Недавно снилось, что кошу я в поле сено, дух медвяный от травы, жарко, я весь вспотел, а на душе радостно так, как в детстве беззаботном… Николай аж зажмурился, очевидно, представив свой приятный сон.
– А мне часто снится залив и высокий берег поросший соснами, дом с крепостцой. И как знак данного места – огромный красный камень размером с дом, возвышающийся над тихой бухтой. А вода в заливе стоячая, тихая и туман прикрывает воду…
– Вот ты, Василич, описал! – Николай подумал и с просветлевшим лицом отвечает. – Да вообще – то точно, есть такое место и, в точности, как у тебя во сне. Оно и называется Красный камень. Надо же, сон вещий, никогда сам не видел, видимо дар у тебя такой, Степан Васильевич – уважительно закончил он. – Значит, мыслишь там остановиться?