Нам не прожить зимы (сборник)

Кабаков Александр Абрамович

С кем уж так ожесточенно № 1 спорил – неизвестно. Он часто мысленно воевал с теми, кого невежливо и, возможно, несправедливо называл говноедами, вкладывая в это слово некое комплексное понятие, которое иначе пришлось бы определять – да и то неточно – несколькими словами. Например: «убежденные противники романтизма, приверженцы негативного взгляда на человеческую природу, исследователи и певцы зла». Или, следуя как раз романтической школе определений: «слуги дьявола».

Вот как его разобрало!

40

Впрочем, довольно скоро он остыл. То есть не так уж и скоро, а только к утру. Если вы помните, придумывать своего

одинокого героя он начал около трех ночи. Так что за этим занятием и мысленной жесточайшей полемикой с представителями противоположных эстетических (он считал, что и этических тоже) взглядов провел больше четырех часов и в начале восьмого встал совершенно разбитым.

То есть это здесь просто так написано, что, вот, жил человек, по мере сил изолировался от окружающей жизни в разных воспоминаниях, фантазиях и размышлениях, а сам понемногу спивался, разрушал здоровье неумеренными привычками и неуклонно шел к смерти, преждевременной и болезненной, и однажды утром…

А на самом деле ничего такого не было, а был лишь фантом, существовавший исключительно в этом, который вы читаете, тексте, и в начале восьмого фантом встал совершенно разбитым…

Нет. Опять получается глупость.

Лучше так: бросим все это занудство. Попробуем пересказать замысел окончательно краткими словами и перейдем к дальнейшему описанию событий, которые, как ни крути, все же происходили и с героем, и, соответственно, с его прототипом-автором, поскольку герой, конечно, да еще и названный № 1, является не кем иным, как alter, как говорится, ego самого рассказчика, который…

Хватит.

41

Я опасливо шел по заснеженной и скользкой Москве, еле-еле поднявшийся утром с жесточайшими болями в правом боку после вчерашнего бессмысленного пьянства, и думал о смерти.

Мысли эти, давно ставшие привычными, не то чтобы пугали и удручали, но придавали дню некоторый дополнительный к декабрьскому отчаянию оттенок решимости. В таком настроении – да еще и окончательно не протрезвев – человек способен на многое. Нет, не на суицидную попытку, о которой, конечно, вы прежде всего подумали, на улице самоубийство среднему, психически не совсем бракованному экземпляру в голову не приходит. Скорее вот какое было состояние: ну и пусть! В этом состоянии прежде всего решаешься еще выпить, несмотря ни на что. Затем, выпив, куда-нибудь кому-нибудь звонишь – решив как раз перед тем никогда первым не звонить. Затем еще выпиваешь – благо теперь у нас в стране для этого подходящих мест хоть залейся и средств достаточно совсем небольших – и понеслось!..

Так все и случилось.

Он выпил. То есть это я выпил. В смысле, выпил № 1. Поскольку, выпив, я немедленно понял глупость и беспричинность своего решения отказаться от лирического героя и покончить с Номером Первым на исходе уже написанной части текста. Почему? Зачем это надо – отказываться от такого симпатичного лирического героя, кокетливого и безвредного, да еще с таким отличным, удобным номерным именем? Нет уж, пусть № 1 и дальше тащится по страницам, выдумывая всякий бред и начиная его пересказывать, рефлектируя по любому поводу и тут же отвлекаясь, страдая от глубокого сочувствия к себе и натыкаясь на фонарные столбы… Пусть у него будет собственная какая-никакая история, но пусть в нем легко угадывается и автор – что ж? Разве автор чем-то хуже любого другого и не может быть героем? Такой же человек, как и все, и те же права имеет.

Короче, № 1 шел по скользкому под снегом московскому

асфальту и думал о том, что если так пить, то обязательно скоро умрешь, а по-другому он пить не может.

Мысль эта, хотя и привычная, давно лишившаяся первоначальной энергии, когда-то, во времена первых вспышек, в ней заключенной, все же отвлекла от передвижения по пересеченной столичной местности, и пешеход на короткое мгновение утратил необходимую координацию движений. Нога чуть легче, чем следовало, не совсем точно встала на зимнее покрытие родной городской почвы, трение между подошвой – вообще-то нескользкой – и настом резко уменьшилось благодаря тончайшей водяной прослойке и силам поверхностного натяжения… И не успел бывший инженер осмыслить физическую природу явления, как его

повело в сторону,

подбросило, руки его взлетели, будто он намерился хлопнуть себя в изумлении по бокам (при этом в левой взлетел и тяжелый, внесший дополнительный дисбаланс портфель со всяким газетно-журнальным барахлом),

и всею правой стороной, включая лоб под вязаной шапкой, дужку очковой оправы, бок сверху донизу и колено, несчастный трахнулся о фонарный столб и об укрепленный на этом столбе рекламный щит.

Будьте же прокляты отныне и вовеки сигареты Sovereign, естественно подумал № 1, вместе с их английским качеством!

Последствия – частично наступившие сразу, частично обнаруженные вечером, когда разделся, – оказались менее разрушительными, чем могли быть. Очковую дужку он выправил немедленно, зажав портфель между ног: просто разогнул до первоначального вида. Лоб потрогал и убедился, что шишка без царапины и крови нет. Одежду справа отряхнул от перешедшей на нее со столба грязной влаги – почему столб не только мокрый, но и грязный, думать не стал, просто обругал страну. Постоял немного, прислушиваясь к общему сотрясению организма и саднящим отдельным его частям, убедился, что существенных повреждений нет, и пошел дальше осторожно.

Но ход его размышлений после столкновения с реальностью резко изменил направление. И теперь № 1 уже не думал конкретно об алкоголизме, а вообще о жизни.

42

Самой большой загадкой для него – несмотря на вполне зрелые и даже немолодые годы, достигнув которых, люди обычно худо-бедно разбираются в тайнах мироздания и человеческой природы, – оставалось само отделение человека от окружающего. Формулировка невнятная, поэтому попробуем проиллюстрировать ее путем описания несложного эксперимента.

Возьмем человека и посадим его в обычную комнату. Ковер протертый, стол письменный под бумажным культурным слоем, кресла, диван, укрытый пледом, шкафы с прочитанными большею частью книгами, умеренный налет пыли на всем, серый свет из окна… И никого больше нет во всей квартире, кроме нашего несчастного подопытного. Тишина, только иногда за сухой штукатуркой ненесущей стены тихо стонет местное привидение – поселившееся, скорее всего, в старых трубах и забитых мусором вентиляционных ходах. Тишина… Проходит пятнадцать минут, полчаса… Испытуемый старается мысленно определить свое место во Вселенной. Он вспоминает мелкие подробности давно минувших событий, чтобы удостовериться в своем в тех событиях участии; он прислушивается к перистальтике собственного кишечника, чтобы получить подтверждение физическому присутствию тела в пространстве; он одновременно старается проследить и зафиксировать сами эти умственные процессы, надеясь таким образом уверить себя и в психических проявлениях принадлежащей ему личности…