Нам не страшен Хуливуд
Шрифт:
– Значит, там больше никого не было? Только вы с напарником по фамилии Шуновер, бармен и труп водителя?
– И детективы в штатском, которые подъехали попозже, и бригада из морга, а потом, конечно, набилось изрядное количество зевак. А больше никого. Такова официальная версия. Вам ясно?
Свистун бросил взгляд на двадцатку и кивнул, ожидая дальнейших пояснений.
– Лучше заберайте-ка ваши деньги, – сказал Оборн. – А то я допрошу вас прямо здесь и сейчас, в неофициальном порядке. Но мало вам не покажется.
– Полагаю,
– Точно так же. Но, может, я сам подошел бы к этому иначе. Как-нибудь в другой раз, когда мне станет известно больше, чем сейчас.
Оборн поднялся с места. Он не был так уж высок – и уж во всяком случае ниже Уистлера, – но в самом этом жесте было нечто оскорбительное.
– Гарри не трожьте, поняли? И теперь этот кофе – вы его пить собираетесь или с собой унесете?
Свистун в три глотка выпил полчашки.
– Благодарю за любезность.
– Всегда к вашим услугам.
В дверь постучали. Баркало, не удосужившись спросить, кто там, рявкнул, чтобы заходили. Участники ночного "футбольного матча", свидетелями которого стали Чиппи Берд и Лейси Огайо, ввалились в дом. Здоровяка звали Дом Пиноле, а коротышка – Джикки Роджо. В заднем кармане у Пиноле лежала свернутая в трубку газета, и он здорово нервничал. Каждые десять секунд он оглядывался словно затем, чтобы убедиться, что газета не задымилась.
Буш тут же накинула на себя простыню.
– Что у тебя в кармане, Дом? – спросила она.
– Ничего.
– Вот уж не сказала бы! Если бы я не знала, что ты не умеешь читать, я непременно подумала бы, что это газета.
Баркало выкатился из постели и накинул купальный халат.
– Ну, и какого хера вы сюда явились? Я что, звал вас?
– Дай-ка мне газету, – сказала Буш. Ее забавляло волнение Пиноле и интересовала причина этого волнения. – Что у тебя там? «Уолл-стрит-джорнэл»? "Крисчен Сайнс Монитор"?
– Пожалуйста…
Грубое лицо Пиноле исказилось гримасой явного страха. Баркало хотел было приказать Буш заткнуться, но тут на нее неожиданно огрызнулся Роджо:
– Отъебись от него!
С таким же успехом можно было плеснуть ледяной водой на раскаленный утюг. Баркало наливался яростью пять секунд. А по истечении этого времени взорвался:
– Что ты сказал? Кто дал тебе право так разговаривать с Буш? Кто, так твою мать, кто? У тебя есть, на хер, разрешение? Какое, на хер, разрешение? Вваливаешься ко мне в спальню…
– Да у него просто вырвалось, – поспешил вступиться за напарника Пиноле. – Он ничего такого не имел в виду.
– Да все нормально, Нонни, – из-за плеча у Баркало крикнула Буш. Вспышки его ярости доставляли ей удовольствие – если не обрушивались на нее непосредственно.
– … даже не постучав, на хер!
– Мы постучались, – сказал Пиноле.
– И поднимаешь голос на Буш? Да я тебя…
– Я сама поддразнила Дома, – встряла в спор Буш. – Но и тебе, Джикки, не надо на меня злиться. Дом – большой ребенок, и мне нравится его поддразнивать.
Она извлекла газету из кармана у Пиноле.
– … она тебе не уличная потаскушка!
– Вот видишь? Это всего лишь «Энквайрер», – сказала Буш. – Так я и знала…
– Надо было не забирать вас из той вонючей дыры, – продолжал неистовствовать Баркало.
– … бульварная газетенка, да и пишут тут сплошные глупости… Нет, вы только посмотрите! Двое людей видели, как двое других играли на озере в футбол человеческой головой!
– Дай-ка поглядеть, – рявкнул Баркало.
Он вырвал газету у Буш и принялся читать. Кровь схлынула у него с лица. Щеки и кончик носа побелели, как будто он их обморозил. Он медленно читал, шевеля губами и перебегая глазами от одного края строки на другой. Он уставился на снимки Чиппи Берда и Лейси Огайо. Потом поднял глаза и уставился на Пиноле.
Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как подлетела муха, привлеченная бешеным звериным запахом, который исходил сейчас от Баркало. Он отмахнулся от нее, но она тут же подлетела снова. Скосив глаз, Баркало проследил за тем, как она садится ему на щеку. Его мозг сфокусировался сейчас на этой злосчастной мухе, словно ничего важнее ее на целом свете не было. Рука Баркало метнулась вверх и поймала муху в кулак. Он со всей силы сжал руку, и затем вытер ее о полу халата.
Пиноле, разинув рот, уставился на Роджо, но ждать от того поддержки не стоило: коротыш пожирал глазами тяжелые груди Буш.
– А ты-то, Буш, чем занимаешься, – зловеще прошептал Баркало. – Выставила напоказ свои дыни и прохлаждаешься. Ну-ка, убирайся отсюда.
– Да Боже мой, прикормил этих двух говнюков, привадил, шляются туда-сюда без стука, а я же еще, понимаешь, виновата, – обиженно заканючила Буш. Завернувшись целиком в простыню, она поднялась из постели. – И, кроме того, эти говнюки насмотрелись на меня сверху донизу, спереди и сзади, пока я снималась в твоих поганых фильмах.
– Это другое. Это деловые взаимоотношения.
– Да с какой стати они вообще вернулись сюда из Лос-Анджелеса? Мы же сами собираемся туда через пару дней! Так нет, ты шлешь их туда первыми, а они вдобавок еще и возвращаются! Прямо челночную дипломатию развели. Да я с самого начала не могла понять, чего ради ты связался с этими идиотами. – Она с яростью посмотрела на Роджо. – Эй, болван, я собираюсь пойти отлить! Хочешь посмотреть, как я это делаю?
И все же он осмелился поглядеть ей в глаза. Она бросилась в ванную, волоча за собой по полу конец простыни.