Нам нельзя остаться
Шрифт:
– Но ведь ты не видел вблизи ни того, ни другого! – возмутилась я.
– А много ли для этого нужно? – улыбнулся он. – Пару летающих насекомых, да и всё!
На такое я могла лишь оценивающе кивнуть.
– Тот, что бывает у меня на казне, молод, - продолжал вещать он. – Светловолосый и худощавый.
– Что ж, - подвела я итоги.
– Тогда выбора у нас не остаётся – завтра же отправляем осматривать, эти твои стоки.
– Это не мои стоки! – отзывается Зельборн. – Почему не сегодня?
– После вчерашней ночи я и носа не высуну за стены города! –
– Под покровом ночи, - с тоном знатока настаивал он на своём, - нас не будет видно.
– Нет, Зельборн! – запротестовала я, - Стены Гонкоралала не настолько хорошо охраняются, чтобы вновь рисковать. Завтра утром мы выйдем из города, а если кто-нибудь улучит нас в том, что мы хотим побыть одни на осенней прогулке, предоставь этого человека мне.
– Этого я и боюсь, – отозвался он. – Ты как колокол – попробуй останови!
Я грозно глянула на Зельборна и он умолк. А не умолк бы – я бы и стала “колоколом”.
Суп в котле был почти готов.
– Да ты на себя посмотри! – проговорила я, помешивая поварёшкой суп. – Тебе не в стоки лезть, а сразу в гроб!
Зельборн фыркнул.
– Завтра на рассвете, - повторила я.
– Ладно, – нехотя согласился он. – Я бы так не торопился, если бы мне не хотелось оставить с носом этого толстого гада!
Я рассмеялась.
– Мне тоже хочется, Зельборн, - отозвалась я. – Мне тоже.
– А это что? – вдруг послышался его возмущённый голос, - Рыба?!
– Ах да! – спохватилась я, вынимая с полки чудом уцелевшую половину принесённой Винрантом рыбы. – Это тебе!
– Вот здорово! – обрадовался он.
Я поставила блюдо разогреться, на решётку рядом с супом.
– Мне всё больше и больше нравится этот тип! – замечает Зельборн. – Почаще бы он нас навещал!
– А вот тут вынуждена тебя огорчить, – осадила его я. – Больше мы его не увидим.
С минуту в комнате воцарилось скорбное молчанье.
– Ну и бездна с ним! – вдруг замечает Зельборн оживившемся голосом. – Мы вот-вот снимемся с якоря, и прощай Гонкоралл!
– И тогда, - мечтательно глядя в окно, продолжила я его мысль, - мы отправимся в далёкое странствие, как и раньше. Будем долго трястись в карете, на пути в новый город. Найдём себе новый дом, и проживём ещё добрых тридцать лет, прежде, чем пуститься в новое путешествие. Ах, как это романтично, Зельборн!
– Ещё бы! – усмехнулся он. – В бездну этот Гонкоралл, с этими придворными магами, алчными толстосумами и бесконечными лабиринтами улиц! Мы ведь не вчера родились, Анимара! Они все одинаковые, все! Есть только мы, и важнее этого ничего нет!
– Ах, Зельборн! – воскликнула я, зажигаясь от не свойственному ему красноречию, - Какая восхитительная речь! Говори так почаще!
– Ну, нет уж, – сконфузился он.
И мы слились в долгом и одухотворённом поцелуе, а чёртов суп стал выкипать так не вовремя, сильно шипя на нас за нашу нерасторопность.
Глава 23
Остаток дня мы провели по разным комнатам. Я –
– Это намного интереснее и познавательнее! – с видом знатока говорит он, хотя я ещё ни разу не заметила хоть какой-либо пользы от такого времяпрепровождения.
Но раз уж все некроманты общаются с духами, то и ему непременно надо это делать. Бывает и так, что я уже спать лягу, а он всё сидит посреди комнаты со сложенными ногами в темноте и молчит.
– Зельборн! – шепчу тогда я ему. – Передай своим духам, что Анимара спать хочет. А не выспавшаяся ведьма своим проклятьям не хозяйка! И что она даже до тонкого мира добраться сможет, если захочет!
Ну, или что-нибудь в этом духе.
Это всегда веселит его, и их общение быстро сходит на нет. А случается это потому, что порой духи слышат и меня, и иногда это пугает. Однако Зельборн говорит, что я им нравлюсь. Уж не знаю, врёт, или правдамои гневные тирады заслуживают большого внимания в тонком мире, да только на сложные конструкции в адрес незримых собеседников в последнее время я совершенно не скуплюсь. Вообще, при особом желании я и правда могла бы несколько повлиять на неприглядную жизнь бесплотных существ, благо знания на этот счёт у меня уже имеются. Правда, это настолько же несуразно, насколько несуразно кидать проклятьем в камень. Должно быть, обременённые мудростью духи понимают это. Понимаю и я.
Наступил вечер. И только-только я всерьёз принялась за дело, как в дверь постучали. Я с досадой вскрикнула, лист цветка порвался в моих руках в неправильном месте. Я рефлекторно стала напускать на пространство вокруг себя плохо скрываемое призрение и гнев. И хотя мы и решили, что больше представлений своим гостям давать не будем, что нам вообще больше нет особой нужды принимать их, не могу же я отказать в посильной помощи? Но и желанья натягивать на себя доброжелательную улыбку тому, кто отрывает меня от столь важных дел, как обрывание листьев Горноцвета, у меня нет. И поди объясни им, что это сложный и кропотливый труд! Да даже мой некромант, что сидит за стеной и языком чешет (эфирным, разумеется, иначе я бы давно свихнулась!) по прошествии стольких лет имеет весьма смутное понятие об этом сложном процессе.
А потому дверь я отворяю с присущей мне обыденностью – яростно. Та, скрипнув, словно извиняясь, ударяется о внутреннюю стенку дома и возвращается ко мне.
На пороге стоит девушка. Её тёмные глаза смотрят на меня с опаской, чёрные волосы спускаются до самых плеч.
– Что вам угодно? – смерив её дежурным ледяным взглядом, раздражённо спрашиваю я.
– Мне нужна помощь, – как бы не хотя отвечает она.
– Заходи, – вздыхаю я, приглашая в дом.
Она зашла и огляделась. Могу себе представить те эпитеты, что награждают мою комнату за моей спиной. И судя по лицу девушки, в её голове сейчас шла ожесточённая борьба в поисках заветного определения моего жилища.