Нам здесь жить. Тирмен
Шрифт:
Вспоминать об этом не хотелось. Неожиданно и больно. В прямом и переносном смысле слова. Кто мог знать, что интересую следовательшу уже не я, и даже не Ерпалыч, а мой брат Пашка! И не столько сам Пашка…
Все, хватит!
…Тем более, что мы почти приехали.
Действительно, наш «Вольво» замедлил ход и плавно свернул с трассы. Боковой аппендикс-грунтовка для начала встряхнул нас, мы прибавили скорости, вспугнув оголтелое воронье над скелетом лесополосы – и перед нами распахнулся новый пейзаж.
Земля без радости.
По левую руку виднелось старое кладбище с покосившимися крестами и редкими каменными надгробиями, закутанными в зимние саваны. Местами в снегу чернели свежие проплешины: похоже, кое-кого здесь хоронили совсем недавно.
По правую руку молчало заброшенное село – останки хат, щербатые челюсти заборов, холодные, давно забывшие о тепле и дыме, печные трубы, ржавые рога телевизионных антенн… У меня создалось жутковатое впечатление, что все селяне в одночасье переселились прямиком через дорогу.
Из гостей на погост.
Дальше, за селом, проглядывало ровное, матово-блестящее пространство, и я не сразу догадался, что это – замерзший пруд. Вон и темные промоины; в лед вмерзли несколько рыбачьих лодок. Чуть наискось от грунтовки, на холме, возвышалось кирпичное строение без крыши.
– Это была церковь. XIX век, – сообщил воспрявший духом Ерпалыч.
За развалинами церкви виднелся одинокий домик; там, наверное, в свое время проживал местный батюшка. Однако разглядывать церковь и предполагаемый дом священника я не стал, потому что перед нами уже вырастали корпуса былой усадьбы, окруженные внушительным забором.
Забор был сделан на совесть: красного кирпича, метра четыре высотой! Для полноты впечатлений не хватало только колючей проволоки по гребню. Зато перед кирпичной кладкой гостеприимно возвышалась еще одна ограда: кованая, чугунная, вся в витиеватых завитках, и со стреловидными остриями поверху. Правильно, красота – красотой, а попробуешь перелезть – вся задница в дырках будет! Если ты, конечно, не ниндзя какой-нибудь, который по небу летает и бегает плашмя по стенке.
Небось, еще князья Голицыны ставили: чтоб психи от их княжеского призрения не разбежались.
Дорога шла теперь вдоль самой ограды, и кирпичная стена нависла над нами, напрочь закрывая виды на местные достопримечательности. Зато мы для зрителей из усадьбы наверняка были как на ладошке: пару раз я заметил установленные на стене новенькие телекамеры с круговым обзором.
Ворота оказались под стать ограждению: такие только танком вышибать. Или из пушки. Зато открылось сие фортификационное сооружение само, водителю даже сигналить не пришлось.
Нас явно ждали.
Я оглянулся – где там Фол с Папой? – но все было в порядке: оба кентавра чинно въезжали в ворота вслед за нами.
Справа и слева проплывают заснеженные деревья местного парка, а в лоб на нас надвигается трехэтажное здание со стрельчатыми окнами. Ко входу ведут широкие ступени. Чуть не доезжая до них, водитель вновь сворачивает – и глушит мотор. Стоянка. Интересно, раньше Голицыны и их гости здесь свои экипажи оставляли? А сейчас рядом расположились «Рено» цвета «мокрый асфальт», наглый «Мерс» из последних, красная «Мазда» – и только в углу сиротливо жмется старый «Жигуленок».
Приехали.
Просьба освободить вагон.
– Это наш главный корпус… следуйте за мной.
Сбоку к ступенькам на скорую руку пристроен дощатый пандус, застеленный ковровой дорожкой. Я не верю своим глазам. И о кентаврах позаботились! Пускай кенты и по ступенькам скакать горазды (сам видел, и не единожды), но вот ведь – проявили внимание!
Прежде чем подняться по ступенькам к гостеприимно распахнутой Лелем двери, оглядываюсь по сторонам. Левее, в глубине парка, виднеется еще одно здание, чуть побольше, четырехэтажное. Справа от главного корпуса приютилась стайка флигелей, гаражи, крытые шифером сараи. Ладно, посмотрим теперь, что у них внутри.
Как говаривал в свое время ослик Иа, оказалось, что внутри не хуже, чем снаружи. И даже, можно сказать, лучше. Теперь я уверен: обещая нам в перспективе славные оклады, Лель не врал.
С порога, что ли, согласиться?
Сразу у входа – гардероб. При полном отсутствии бдительного гардеробщика.
– Не сопрут? – шутливо интересуюсь я, разоблачаясь.
– У нас не воруют, – сухо уведомляет Лель.
Я ему верю.
Особенно когда взгляд цепляется за висящий на положенном месте, справа от входной двери, оберег-манок. Позолоченные ножны от старинной (небось, еще голицынской!) сабли. Неужели местный управдом здесь еще с позапрошлого века живет?! Ничего себе шуточки…
От дальнего конца фойе вверх поднимается широкая мраморная лестница, и правая ее половина опять же превращена в пандус для въезда кентавров. Нет, они все-таки молодцы! Небось, в мэрии, к примеру, до такого бы в жизни не додумались! Просто в голову не пришло бы.
– Предлагаю пока подняться наверх, в комнату для совещаний. Там я вам кратко обрисую рабочую ситуацию, а вы сами решите, с чего начать.
Возражений не поступает, и мы поднимаемся на второй этаж. В глубь коридора уходят два ряда одинаковых строгих дверей с табличками: «Зам. нач. по науке»; «Бухгалтерия»; «Отдел планирования экспериментов»; «Зав. экспериментальной частью»; а вот и «Комната совещаний».
Заходим.
Н-да, не комната, а средних размеров зал. Монументальный дубовый стол в форме буквы Т, мягкие кресла с подголовниками, в углу – два журнальных столика, пушистые коврики на полу (явно для кентавров; и это предусмотрели!); на стене – плоский японский телевизор.
Мы еще только начинаем рассаживаться, когда в кармане у Леля пищит голодный птенец, и наш гид поспешно извлекает на свет Божий миниатюрную трубку сотового.
– …Да, приехали… нет, но собирались… да, понял, сейчас буду.