Нам здесь жить. Тирмен
Шрифт:
Только знать об этом проколе мальчику Коленьке покуда незачем.
Подойдя к кентавру вплотную, я кулаком легонько стукнул его в грудь. Фол ответно щелкнул меня в нос: дескать, извинения принимаются! – а Папочка, неслышно подъехав сзади, взъерошила мне волосы на затылке.
И мы пошли было вытаскивать Ерпалыча из трясины, но он вытащился сам.
– Нам предлагают банкет с девочками, – старик воздвигся на эстрадке нафталинным конферансье и игриво подбоченился. – А также непотребную оргию в нашу честь. Лель, я вас правильно понял?
– Абсолютно, – Лель говорил,
– А магистр? Он к банкету приедет?!
– Обещался подъехать… Алик, вы как? Остаетесь?
Последняя реплика Леля – касательно магистра – показалась мне несколько натужной. Темнишь, приятель! Ох, темнишь! Может, магистр-то вовсе не из вашего кубла?!
– Посмотрим, – я сел за пианино, поднял крышку и взял ужасающий аккорд. – Коньячок – это славно, но сперва хотелось бы с Фимой увидеться. Вы еще помните ваши обещания насчет господина Крайцмана?
– Разумеется, Олег Авраамович! Прошу…
Пока мы спускались вниз и шли какими-то внутренними переходами, Ерпалыч отстал и поманил меня пальцем.
Ну, и я тоже отстал.
– Не расслабляйтесь, Алик, – горячий шепот обжег мне ухо. – Прошу вас, не расслабляйтесь… попусту не дергайтесь, но и… здесь аура плохая. Всех подозревать хочется, а своих – вдвойне…
– Эй, где вы там? – крикнул Лель из-за поворота. – Смотрите, еще заблудитесь!
– Не заблудимся! – заорал я в ответ. – Люди, будьте бдительны!
И подмигнул Ерпалычу.
Это оказалась самая натуральная лаборатория. Мечта современного алхимика: баночки-скляночки, приборы-колбочки, микроскопы простые и электронные, и куча всякой ерунды, названия которой я не знал.
Зато я прекрасно знал название того существа, что сидело за столом и чуть ли не носом ковырялось в пробирке с зеленой слизью.
– Эй, Архимуд Серакузский! – я еле удержался, чтобы не сгрести Фимку в объятия. – Химичишь?
– Попрошу не отвлекать, – недовольно буркнул Фима-Фимка-Фимочка, даже не подняв головы. – Я провожу важный опыт.
Рядом с великим ученым брехал ноктюрны Шопена гнусный китайский магнитофончик – вот сколько знаю Крайца, столько он предпочитал работать под музыку, трепаться под музыку, в сортир ходить под музыку…
Очки увлеченно сверкают над монументальным носом, пухлые губы бормочут невнятицу – подпевают в такт музыке? декламируют формулу какой-нибудь дезоксирибонуклеиновой кислоты? просто движутся? Черные кучеряшки волос всклокочены дыбом, даже не мечтая о благодати расчески, щеки сизые, несмотря на бритье утром и вечером, а толстая шея взмокла, блестит капельками пота – он всегда потеет, когда ворочает мозгами, зато ворочая чем-нибудь более тяжелым…
И еще: обманчивая косолапость движений сразу вызывает в памяти медведя в цирке или зоопарке, потому что медведь тоже с первого взгляда кажется добродушнейшим из животных.
Вот он какой, Фима-Фимка-Фимочка, Архимуд Серакузский…
– Ефим Гаврилыч! Снизойдите-с!..
Свет настенного бра отразился в ранней лысине Крайцмана, что, по-видимому, благотворно сказалось на его мозговой деятельности. Я и опомниться не успел, как пробирка была отставлена в сторону, стул опустел, а сам я оказался сграбастан и мог лишь вскрикивать время от времени.
– Алька! Здорово! Николай Эдуардович, это вы их привели?! С меня бутылка! Алик, Ритка с вами?!
– Да погоди ты! – мне еле-еле удалось выбраться из этого могучего проявления чувств; и не без потерь. – Какой Ритка?! Тебя мама по всему городу ищет, все морги обегала…
– Уже не ищет! Я ей звонил, дня четыре назад… по сотовому. Алька, а ты на работу пришел устраиваться? Мне Николай Эдуардович на днях…
И я вновь – о ужас! – попал в оборот.
Лель выдвинулся вперед.
– Ефим Гаврилович, если вы не угомонитесь, то Олегу Авраамовичу вместо трудоустройства светит инвалидность! А вы, Олег Авраамович, сами можете убедиться: похож ли ваш друг на заключенного, истерзанного пытками?! Наденька, сделайте-ка нам кофе!
Из-за дальнего стола, ранее незамеченная мной, выбралась Наденька – женщина средних лет, о которых принято отзываться коротко: без особых примет.
Серая мышка.
Пока готовился кофе – для чего здесь имелся специальный аппарат – мы с трудом размещались в тесной лаборатории. Кентаврам даже пришлось остаться в коридоре, где у открытой двери, на стуле, мрачно сидел доставивший нас сюда шофер, сейчас еще больше похожий на недоделанного зомби.
Откуда он взялся, я заметить не успел.
– Что ж ты раньше не позвонил?! – выговаривал я Фимке. – Мы волнуемся…
– Да-да, Ефим Гаврилович, – ехидно поддакивал Лель, расположившись на краешке стола, в опасной близости от вожделенной Фимкиной пробирки. – Расскажите, будьте добры! И как мы вас под залог выбивали, и как право на звонок… все, все рассказывайте! Мы ведь свои люди…
Фима-Фимка-Фимочка взял кофе из рук тишайшей Наденьки, с подозрением принюхался и стал излагать.
…После драки с архистратигами Крайцман очнулся в камере. Тошнило и сильно кружилась голова, намекая на возможное сотрясение мозга – видимо, не раз и не два обласкали дубинкой; кровоподтеки на теле отзывались болью на каждое движение, но в целом ему повезло.
Обошлось без членовредительства.
…Впрочем, как скоро выяснил Фимка, фарт вышел левым. Явившись часа через два, рыжеусый полковник без обиняков сообщил задержанному: проблем выше крыши, и не только по причине злостного сопротивления властям. Двое архистратигов на данный момент лежат в госпитале (один с черепно-мозговой травмой, второй – с кровоизлиянием внутренних органов), и состояние их здоровья вызывает серьезные опасения.