Нам здесь жить
Шрифт:
– Мне последнюю ловушку проверить осталось, ну, там, куда лоси забредают осиновой корой полакомиться. Заряница советовала посмотреть, вдруг какой-нибудь угодил.
С каждой секундой Петр все больше мрачнел, а когда услыхал, что его друг показал московскому князю обходную дорогу мимо местных болот, не смог сдержаться и горестно охнул:
– Издрасьте вам через окно, где вы сохните бельё… Нет, ну ты окончательно охренел, сарацинская твоя душа!
– Буддист я, – машинально поправил Улан.
– Не-ет, Уланчик, – вкрадчиво протянул Петр. – На этот раз ты все перепутал и решил, согласно евангелию, поступить как христианин, то бишь помочь ближнему. И национальность твоя – добрый самаритянин. М-да-а, сдается, что очередной изгиб судьбы снова вышел не в нашу пользу. Слушай, а может ты специально, чтоб мы в Тверь не могли попасть? – с подозрением уставился он на друга, но тот столь старательно замотал головой, что сомнения Сангре бесследно улетучились. – Хотя какая разница, специально или нет, – грустно продолжил он. – Главное – факт. А он таков, что если в Твери узнают, сколь усердно ты поработал на Юрия Данилыча в качестве проводника, дав ему улизнуть, то…
Петр задумался. Улан терпелив подождал продолжения, но не выдержав, переспросил:
– То что?
Сангре встрепенулся, очнувшись от тяжких дум, и мрачно ответил:
– Да ни хрена хорошего. Ты ж и гаммы одной прочесть не успеешь, как тебе все чакры наизнанку повыворачивают…
– Не гаммы, а дхаммы [10] , – уныло поправил товарища Улан. – Ну-у, получилось так. Нечаянно я. Каюсь, маху дал.
– Маху, – скорбно подтвердил Петр. – Да еще с каким размахом! А за нечаянно, между прочим, бьют отчаянно. И бить станут не тебя одного. Мне само собой достанется, но и всей деревне, боюсь, несдобровать. Тверичи разбираться не станут, и я их хорошо понимаю. На их месте я бы тебя нашинковал мельче капусты.
10
Название молитв в буддизме.
– Я ж не понял, что этот рыжий на самом деле князь, – поморщился Улан. – У него разве кольчуга чуть покрасивее была, а одежда такая же замызганная, как и у остальных. Потом, конечно, сообразил, но… Да откуда и кто узнает-то?
– Как откуда? Вот этот козел, что сейчас у нас на конюшне пребывает, и расскажет. Кстати, он-то каким боком здесь оказался? Князь подарил?
– Если это можно назвать подарком, – грустно улыбнулся Улан. – Там и еще один был, но я его…
Выслушав друга до конца, Сангре прокомментировал:
– Если имя тебе Юра, ты – садистская натура. Но нет худа без добра. Одного ты уже приговорил к заслуженной каре, и остался единственный свидетель, оказавшийся в наших руках, – и он многозначительно почесал в затылке.
– Ты чего, Блад? – насторожился Улан. – Решил его…
– Да нет, – отмахнулся Сангре. – Желательно, конечно, но к превеликому сожалению, у меня напрочь отсутствуют навыки палача. Тебе тоже не предлагаю, не смогёшь. Если б край приперло, либо ты, либо тебя – дело другое, а так запросто безоружного, да еще связанного человека… Может, через год-другой, когда окончательно свыкнемся с местными реалиями, сумеем бритвой по горлу и в колодец, как товарищ Доцент рекомендовал, да и то навряд ли. Воспитание – штука въедливая. Но и здесь его держать нельзя. Погоня-то по пятам идет – запросто в деревню заглянут. И что получается? – вопросительно посмотрел он на друга.
Тот неуверенно развел руками:
– Получается, надо его просто отпустить, – он вопросительно посмотрел на Петра. – Хотя и тут пятьдесят на пятьдесят. Хорошо, если ему до Новгорода удастся добраться, но ведь он может по пути и тверичам попасться, а те из него живо все вытянут. Да и отпускать его надо прямо сейчас, чтоб ни один сельчанин не увидал, а он из деревни в лес на ночь глядя ни за что не пойдет.
– Эх, нам бы Малюту Скуратова на пару часов или Чикатилу какого-нибудь! – посетовал Сангре. – Ладно, коль одни самаритяне в наличии, и впрямь придется отпустить. Притом прямо сейчас. А за то, что не пойдет, можешь не беспокоиться, побежит вприпрыжку, – заверил он друга. – Ну-ка пошли обратно, – а по пути на конюшню напомнил другу. – В двух словах: мы – людоеды. С тебя обычный подыгрыш.
Едва они вошли вовнутрь, Петр скорчил недовольную гримасу и суровым тоном обратился к Улану:
– Хреновая дичь. Лось и здоровее, и вкуснее намного.
– Отпустили бы, – подал голос пленник. – За меня князь хорошую деньгу заплатит. А ежели убьете, он все ваши развалюхи велит по бревнышку разметать.
Сангре недобро прищурился и, вплотную подойдя к дружиннику, сурово заметил:
– А ты, дружок помолчал бы. Или не понял, к чему я сказал про лося, кой вкуснее тебя. И куда тебя девать мы найдем, не волнуйся, – он многозначительно погладил себя по животу и плотоядно облизнулся.
– Э, э, вы чего удумали? – обеспокоился связанный.
– Звать как? – осведомился Сангре.
– Званом.
– Еще и хамит.
– Да нет, у него действительно имя такое, – заступился за пленного Улан. – А крестильное – Демьян.
– Понятно, – кивнул Петр. – Значит так. Думаю, ужин из него получится неплохой. Конечно, из медвежатины или лосятины лучше, зато этот можно назвать его именем, то бишь званным. Первое блюдо я, так и быть, беру на себя. Готовить буду демьянову уху согласно рецепта Ивана Андреевича Крылова. А второе с тебя, Уланчик. Думаю, лучше всего отбивные из него сварганить, – он деловито пощупал бедро пленника и удовлетворенно кивнул. – Ну да, на котлеты пустить – мяса маловато, и мясорубка заржавела, а на отбивные самое то.