Наместница Ра
Шрифт:
— Меня зовут Сененмут, — наконец робко ответил он. — Я — сын Рамоса, которого фараон наградил за храбрость ожерельем доблести, когда он после битвы с азиатами принес трофеи — больше десятка кистей наших врагов.
— Ты — жалкое ничтожество, и твоему достойному отцу придется оплакивать тебя, когда изуродованное тело его жалкого отпрыска, присыпанное песками пустыни запада, разроют и изгложут шакалы да стервятники! — Нехси занес кулак для очередного удара, но Хатшепсут остановила нубийца:
— Дай ему сказать! Приговор еще не вынесен.
Сененмут заслонился руками. Сквозь пальцы он видел все ту же мертвую девушку в ладье и, надеясь отогнать дурной сон, тряс головой.
— Поверьте, — не переставал бормотать он, — я не хотел этого… Я охотился на диких гусей, я часто это делаю и всегда ухожу с добычей, правда… А сегодня бог направил мою стрелу в неверную цель, клянусь отцом моим Рамосом и матерью моей Хатнефер…
— Умолкни со своими клятвами, — оборвал его Нехси. — Знаем, что стрела твоя предназначалась не служанке. Целью твоего подлого выстрела была принцесса!
Сененмут упал перед Хатшепсут на колени и принялся биться головой о красный песок.
— О, Прекраснейшая из женщин, Золотой бутон, Лучшая по благородству! [3] — стенал он. — Если на то воля Сета, бога всего злого, пусть я умру за смерть этой невинной девушки! Но Гор мне свидетель: стрела, выпущенная из моего лука, была предназначена одному лишь серому гусю!
Хатшепсут жестом велела юноше подняться и молча смерила его долгим пристальным взглядом. Глаза несчастного, устремленные на нее с мольбой, были полны слез.
3
Хатшепсут — в переводе с древнеегипетского означает «Лучшая по благородству».
— Ты призываешь Гора в свидетели, — задумчиво сказала она. — Пусть будет так. Пусть бог Обоих горизонтов решит, правду ли ты говоришь. Положимся на приговор великого Гора. Да будет воля его!
Едва принцесса закончила свою речь, Нехси схватил парня и утащил его прочь.
Облако красной пыли, несущееся с юга, возвестило о прибытии гонца. И прежде чем взмыленный конь с громким фырканьем встал как вкопанный, гонец выскочил из седла и пал перед Прекраснейшей из женщин [4] ниц.
4
До конца жизни Хатшепсут сохранила за собой официальный титул «Прекраснейшая из женщин», но отказалась от одного из царских титулов — «Могучий бык».
— Золотой бутон Небес, Любимица богов, Лучшая по благородству, дочь царя Хатшепсут, выслушай, что скажет тебе Пеннекхебет, первый из быстрейших гонцов фараона!
— Говори! — милостиво произнесла принцесса, и царский гонец поднялся с колен.
— Господин Обеих земель, Могучий бык, избранник Ра, его величество фараон Тутмос, любимец Амона, сокрушил племена в песках юга, как трусливых зайцев на краю пустыни. Фараон — да длится его царствие вечно, как само царство Атума, [5] — сейчас со своим флотом на пути в Фивы. И он, могущественный сын богини Нут, [6] вечером проглатывающей своих детей, а утром рождающей их снова, приготовил тебе трофей, от которого возрадуется твое сердце, а душа затрепещет в веселье.
5
Атум — в египетской мифологии один из древнейших богов, возглавлявший Великую Эннеаду; воплощение вечернего заходящего солнца. (Примеч. ред.)
6
Нут — в египетской мифологии богиня неба. В древнейших представлениях — небесная корова, родившая солнце и всех богов. (Примеч. ред.)
Хатшепсут восторженно захлопала в ладоши, запрыгала, как озорная девчонка, и воскликнула:
— Отец мой Тутмос, Могучий бык, вознаградит тебя за добрую весть!
На третий день четвертого месяца Засухи месоре в южном течении Нила показались корабельные мачты царского флота. Встречный ветер надувал черные флаги победы, укрепленные на канатах верхнего такелажа. В Фивах с быстротой молнии распространилась весть об успешном завершении военного похода. Торговцы и ремесленники оставили свои лавки и мастерские, жены и матери посыпались с плоских крыш приземистых хижин и, таща за собой малышей и на ходу прихорашиваясь, побежали к Великой реке, чтобы с ликованием встретить храбрых воинов.
— Слава сыну Ра! — возбужденно кричали все. — Око Ра осияет фараона!
Пристань на восточном берегу была запружена толпами напирающих и галдящих людей. Казалось, весь город поднялся на ноги. В огромных темных чашах, окружавших причал, чадили красные огни, отражавшиеся на гладких ступенях темно-зеленого мрамора. Две лестницы, на расстоянии двух колесниц друг от друга, спускались к бирюзовым водам Нила.
Оглушительный бой литавр и грохот фанфар возвещали о прибытии стоглавой дворцовой гвардии, личной охраны фараона, тех самых «спутников правителя», которые без раздумий пускали в ход луки, копья и кинжалы, если дело касалось защиты жизни царя или его имущества. Дико жестикулируя, они прокладывали путь к набережной прекрасной царице Яхмос, принцессе Хатшепсут и ее кормилице Сат-Ра, за ними следовала второстепенная царица Мутнофрет со своим сыном Тутмосом. На несколько мгновений крики толпы затихли. Фиванцы пали на колени и, склонив головы, приветствовали царственных особ:
— Миллионы лет жизни благословенным: главной царской жене, грациозной принцессе и ее благородной кормилице! Плетите венцы и возлагайте на их главы!
Мутнофрет с ее отпрыском никто не уделял внимания.
Рабы приволокли ослепительно белый балдахин для защиты семейства фараона от солнца. Под ним установили переносной трон на львиных лапах из позолоченного дерева. Нагие юные девушки, с цветками лотоса в волосах и ожерельями из синего фаянса вокруг талии, усыпали путь цветами.
«Сокол», корабль фараона, лег в дрейф. В одно мгновение воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь скрипом тяжело груженного парусника и дальним шелестом воды, доносившимся с середины широкой реки.
На рее, в носовой части корабля, головами вниз были подвешены трупы предводителей нубийского восстания. Плетка рулевого Амосиса, сына Абана и Бабы, взлетала, поочередно опускаясь на безжизненные тела то одного, то другого. Славные фиванские воины выстроились по борту — высокие, широкоплечие, поджарые; их торсы были обнажены, а чресла перепоясаны солдатскими кожаными схенти с треугольной средней частью. Каждый сжимал в руках булаву в знак победы над врагом. В их выправке чувствовалась гордость победителей. Целое столетие египтяне, порабощенные иноземными властителями, чуждыми обычаями и нравами, были лишены этого чувства. С той поры как фараон Яхмос, приняв в свои руки царский скипетр и плеть, прогнал захватчиков из их самовольно основанной столицы в дельте Нила, многое переменилось. [7] Царство стояло — такое ощущение было у всех — на пороге великого будущего.
7
Имеется в виду изгнание из страны гиксосов, кочевых азиатских племен, за которым последовал расцвет Египта. (Примеч. ред.)
Фараон Тутмос застыл на красном подиуме в центре корабля, словно божественное изваяние в храме Амона. Вокруг надутого кожаного шлема, который Тутмос обычно носил на военных парадах, обвивалась, сверкая золотом и подняв голову над самым его лбом, священная кобра урей — знак божественной царской власти, перед которым фиванцы опускали взор долу. Золотая, в виде плетеной косы подвесная борода гордо выступала вперед, демонстрируя не что иное, как власть, силу и мощь. Египтяне любили и почитали такие символы.