Наместник ночи
Шрифт:
– Че орешь как резаный?
– А?
Франц растерялся. Девочка появилась в тот момент, когда бражник исчез… А что, если…
– Это ты?!
Девчонка приподняла бровь.
– Что – я?
Франц смутился. Не дождавшись ответа, девчонка подозрительно огляделась, но, конечно, никого не увидела. Возле мельницы они были одни. Тогда незнакомка решительно вылезла из кустов и предстала перед Франциском в полный рост.
Она была невысокая, худая. И видимо, не маленькая леди: простое клетчатое платье изрядно
Не сказать, чтобы девочка была симпатичная – порой Франц видел в городе ну очень хорошеньких особ, – но и дурнушкой бы ее не назвал. Что-то было в ее лице – широком и открытом, по-мальчишески смелом… Что одновременно и отталкивало, и привлекало.
Франц все смотрел на девчонку и не мог понять: то ли она ему нравится, то ли категорически нет.
– Ну? Так что – я?
Франц открыл рот, но сразу захлопнул. Нет. Время от времени он делился тайной ключа с кем-либо из окружающих, и в лучшем случае это заканчивалось недоумением. В худшем… мать запирала его в спальне.
– Забудь.
«Куда же он скрылся?»
Мальчик осмотрелся – над холмами сновали только пчелы, осы и прочая мелочь. Бражника Франц увидел бы сразу.
«Улетел! – Франц досадливо цокнул языком. – Почему же он меня бросил?»
– И кого ты здесь ищешь? – с усмешкой спросила незнакомка. – Ломился по кустам так, будто тебя в задницу жалили. За кем бежал? Расскажи, мне интересно.
– Я… просто…
– И бежа-ал, – растягивая слова, девчонка сделала еще шаг и теперь, если бы она захотела, смогла бы коснуться Франца, – бежа-ал от дома Де-едлоков…
Она ткнула пальцем через плечо в сторону дома тетушки Мюриель.
Девичья фамилия матери Франца была Деддок.
– И что? – насупился мальчик.
Незнакомка ухмыльнулась:
– Да ничего. Просто вчера кой-чего услышала…
«Ага, услышала она». У Франца почему-то появилось ощущение, что на самом деле «подслушала». А это не одно и то же.
– Говорят, к Мюриель приехали родственники…
Франц пожал плечами.
– Что, впервые слышишь?
Франц промолчал, но девчонка продолжила, лукаво сверкнув синими глазами:
– Ну… ладно. Давай подумаем вместе. Проходит слух, что к старухе Деддок приезжают родственнички – это раз. – Она загнула палец. – На следующий день рядом с домом ошивается мальчик, которого я впервые вижу, – два. И три: этот тип вдруг срывается с места и несется через бурелом, вопя что-то вроде: «Эй, подожди меня!», причем от него никто не убегает. Каковы шансы, что ты не тот самый племянник Мюриель?
Незнакомка уставилась на Франца, но тот не проронил ни звука.
– Я думаю, шансов ровно столько…
Девчонка показала на пальцах ноль, а затем, удовлетворившись замешательством Франциска, улыбнулась:
– Стало быть, ты – чокнутый?
– Чего-о-о?
Незнакомка обошла Франца кругом, рассматривая так, будто пыталась отыскать те самые признаки чокнутости. Может, думала, он топор за спиной держит?
– Эй! – Франц развернулся к девчонке лицом. – Что за ерунду ты порешь?
– Кое-кто проболтался, что Мюриель ждет в гости чокнутого племянника.
– Бред… – фыркнул Франциск.
– Мм, ясно.
Завершив круг, девчонка встала на прежнее место и ухмыльнулась.
«Чокнутый»… От этого слова на языке оставался тошнотворный металлический привкус. «Они сказали, что я чокнутый. Ну не Филипп же, конечно!»
– Я не чокнутый! – звенящим голосом отчеканил Франц.
Его сжавшиеся кулаки говорили о том, что внутри мальчика бушевал шторм. Девчонка же сверлила его взглядом – будто проверяла, не выкинет ли он какую штуку ей на потеху. В ее огромных глазах отражалось все небо, и оттого они казались еще синее. Но Франциск вдруг понял: нет, она ему не нравится.
Не нравится!
И в тот миг, когда он это признал, незнакомка протянула ему руку:
– Лу.
Франц поглядел на ее грязную ладошку с едва зажившими царапинами.
– Мм?
– Что, у лондонцев не принято так здороваться? Или мне сделать реверанс? – Лу ухмыльнулась. – Обойдешься.
Происходило что-то странное. Франциск ответил на рукопожатие неловко и слабо. Ладонь девочки оказалась прохладной и чуть влажной.
– А сам ты кто?
– Франциск, – прошептал он в ответ.
– Фра-а-ан-ци-и-иск, – протянула девочка так, будто произнесла имя самого короля. На фоне «Лу» это прозвучало… громоздко.
– Ты правда чокнутый?
– Нет.
– Так и знала. Взрослые вечно несут чепуху, ни в чем не разобравшись. – Лу хмыкнула. – Про меня тоже болтают. Очень в их духе. Ну ладно, забудем. Только скажи: за кем ты гнался?
– Это… это было насекомое. Я собираю их.
– О, правда? И много собрал?
Франц подумал об останках гусеничек под кленом, растоптанных куколках и растертых в пыль бабочках. Он гулко сглотнул и неопределенно пошевелил рукой.
Лу явно почувствовала что-то неладное, потому как затараторила:
– У меня под кроватью живет сверчок. Слышал, как они скрипят ночью? Отец считает, это дурной знак, пытался его выпроводить. Не поймал. А в среду упал в колодец, так теперь лежит дома с больной ногой и ругается. Говорит, весь дом перевернет, а этого мерзавца достанет. Но сдается мне, сверчок поумнее моего папани и выиграет-таки он.
Девчонка ухмыльнулась. Странные у нее были замашки, городские девчонки так не разговаривали, разве что ист-эндские. Франца всегда одергивали, когда он вел себя с дочерями маминых подруг как-то не так: то грубовато ответил, то задал неучтивый вопрос. И девочки эти были другие – сидели на краешке кресла, жамкая ладошками рюши на платье, а потом, пригубив чай из кружки (Франц сомневался, что они выпивали хотя бы половину к концу вечера), вежливо благодарили хозяйку и стеснительно улыбались.