Нансен. Человек и миф
Шрифт:
«Временами мне казалось, что если бы отец обращался со мной, шестнадцатилетней, как со взрослой, и не держал одиннадцатилетнего Коре в такой строгости, а был бы с нами поласковей, то добивался бы куда большего; и нам, и отцу жилось бы тогда гораздо легче. Но отец вовсе не хотел, чтобы нам было легко, он стремился воспитать в нас силу характера, чтобы мы выросли независимыми и толковыми. Но его „воспитание“ давало скорее обратные результаты.
Одно мы усвоили — никогда не греться в лучах отцовской славы. Если неумные люди начинали охать и ахать над нами, какой, мол, у нас „великий отец“, мы только смущались и в душе проклинали отцовскую славу».
В 1910 году Нансен предпринял путешествие в северную часть Атлантического океана на «Михаэле Сарсе», а его спутниками стали Йорт и Хелланд-Хансен.
В 1911 году
«Жизнь, можно сказать, уже прожита, но всё-таки… По мне так я вообще не повзрослел, остался таким же мальчишкой, тем же неисправимым идеалистом, сохранившим веру в добро, идеалистом, которого жизнь так ничему и не научила. По-прежнему я полон планов, столько нужно ещё сделать, мне кажется, я не сделал ничего ценного, но ещё успею — как будто жизнь бесконечна, а силы ещё не растрачены.
Сейчас мне пятьдесят, через десять лет будет шестьдесят, когда-то я считал таких людей стариками. А разве эти десять лет позволят мне сделать всё, что нужно, раз я то и дело отвлекаюсь надолго, как случилось, например, с моей последней книгой о туманах Севера. А что, если придётся отвлечься ещё не раз?
Я только что вернулся из плавания и, кажется, сделал большое открытие. Ведь я осуществил, и удачно, семилетней давности идею об измерении скорости морских течений с помощью постановки судна на плавучие якоря. Мне кажется, что теперь открылось много возможностей по-новому решать загадки моря, изучать морские течения, — я богат, как бог, и полон сил, как в юности».
В своё время Арне Гарборг считал Нансена олицетворением противоречий Пера Гюнта. После подвигов Нансена в 1880–1890 годы он писал:
«Цельным человеком является тот, для кого характерно единство мыслей, слов и действий».
Фритьоф так отзывался о великом драматурге:
«Хенрик Ибсен был человеком, который наложил отпечаток на всю мою юность, определил моё развитие, указал на возвышающее значение воли и необходимости следовать своему признанию».
Он сознательно сделал своим идеалом Бранда, отведав испытаний Пера Гюнта.
Как и Бранд, Нансен всегда старался поступать «по совести» и никогда не хотел причинять горя окружающим (вот только получалось ли это?). Он свято верил в силу воли человека, благодаря которой можно преодолеть практически все препятствия на своём пути. Девиз его всегда был «Всё или ничего», и достижение компромиссов не было самым лёгким для него делом. И, как герой в пьесе Ибсена, Нансен практически всегда, всю свою жизнь, оставался в полном одиночестве, несмотря на обилие друзей и большую семью. Как и Бранд, Нансен — идеалист, чьей миссией является спасение мира.
Фритьоф никогда не мог оставаться в стороне от общественной жизни, как не мечтал заниматься исключительно наукой.
«Работая в области океанографии, Нансен постоянно наталкивался на ряд вопросов, которые экспедиции на „Фраме“ не удалось разрешить вследствие несовершенства методов наблюдений в то время. Задуманная Амундсеном экспедиция в Полярный бассейн на дрейфующем судне, обставленная по последнему слову науки, могла бы, несомненно, многое выяснить, но, как известно, Амундсен решил сперва отправиться к Южному полюсу, отложив дрейф на неопределённое будущее. Это побудило Нансена произвести хотя бы часть интересовавших его наблюдений на собственной небольшой яхте „Veslemoy“ (32 регистровых тонны брутто). Забираться на этом судёнышке в те широты, где некогда дрейфовал „Фрам“, нечего было и думать, но Нансен надеялся, что ему всё же удастся дойти до больших глубин к северу от Шпицбергена», — писал В. Ю. Визе.
Летом 1912 года Нансен отправляется в плавание на «Веслемё» на Шпицберген, чтобы исследовать приток более солёной и более тёплой воды из Атлантики в Северный Ледовитый океан. И его наблюдения позволили разгадать тайну происхождения глубинных вод Полярного бассейна. Именно Нансен определил, что эти воды образуются между Ян-Майеном и Шпицбергеном и оттуда переносятся в Северный Ледовитый океан, располагаясь под более тёплыми промежуточными слоями. Он пришёл к выводу, что температура водных масс, приносимая тёплым течением в Полярный бассейн, сильно колеблется и воздействует «на распределение атмосферного давления, а следовательно, и на ветры, дующие над морем между Шпицбергеном и Гренландией и влияющие на распределение льдов».
Кроме того, Нансен устанавливает, что хребет между Гренландией и Шпицбергеном (его назвали «Порог Нансена») является естественной границей между Северным Ледовитым океаном и Гренландским морем и оказывает большое влияние на водообмен между этими бассейнами.
Несомненен тот факт, что разработанные великим учёным приборы и методы исследований послужили основой для развития науки океанографии. Так, например, батометр Нансена (прибор для взятия проб воды с различных глубин) в течение всего XX века был одним из важнейших приборов в любой океанографической экспедиции.
Описанию этого плавания Нансен посвятил отдельную книгу «Шпицберген», богато иллюстрированную самим автором.
Вернувшись в Норвегию, Фритьоф включился в дискуссию о том, где должна находиться лаборатория морских исследований.
В декабре 1912 года он произносит в Студенческом обществе знаменитую речь «Дилетантство и народное воспитание»:
«Я хочу поговорить с молодёжью о том, как дилетантизм, подобно раковой опухоли, разъедает наше общество. К нам, старикам, относятся слова Моисея: „Этот род должен умереть“.
Дилетантом является всякий, кто, не будучи специалистом в данной области, берётся, однако, судить обо всём. „Преувеличенное уважение к общему образованию порождает дилетантизм в ущерб подлинно глубоким знаниям. Если все получат лишь общее образование, это, без сомнения, только ухудшит положение в стране“.
<…> К каким страшным последствиям приводит дилетантство и засилье невежд, можно видеть на примере нашего города. Как замечательно он расположен, каким прекрасным мог бы он стать!
И как похозяйничали в нём глупость и произвол, загубив все его прекрасные возможности.
<…> А что такое норвежский стортинг, как не рассадник того же самого дилетантства и невежества? Не в обиду ему будь сказано, но другим он и быть не может, ибо это вытекает из самой сущности этого института. Но дилетантство приводит к легкомыслию и безответственности. Чего мы только не вытворяли в 1892 году! Мы всей душой желали мира, а сами своей политикой то и дело провоцировали Швецию. Положение создалось угрожающее, но мы были настолько не готовы к обороне, что иностранный военный флот мог бы, не встретив ни малейшего сопротивления, подойти к самой Кристиании. В 1895 году эта политика пережила своё Ватерлоо. У власти стояли всё те же люди, и никто из них не чувствовал, какая на нём лежит ответственность. Дилетантство несовместимо с чувством ответственности…»
А в конце говорит:
«Засилье профанов доходит до такого абсурда, когда какой-нибудь аптекарь или заводчик выступает в стортинге и решает, где надлежит жить и работать учёному — здесь или в Бергене, — а соображения специалистов не принимаются во внимание».
Сам Нансен никогда не был дилетантом — чем бы он ни занимался, он доходил до сути. Он был энциклопедистом и эрудитом.
Нансен считал, что исследователи и учёные должны идти «на натуру», а не просиживать в лабораториях и библиотеках. Именно поэтому он активно выступал против расширения университета в Осло — строительства нового здания и отдельного корпуса библиотеки. Однако именно он добился учреждения в 1913 году института океанографии при университете.
При всех сложностях своего характера Нансен был удивительно благородным и щедрым человеком — прежде всего в человеческом плане. И «общественное» он всегда ставил выше собственных обид и амбиций.
Лучший пример тому — экспедиция Руаля Амундсена на «Фраме», целью которой первоначально было достижение Северного полюса.
Как мы помним, Амундсен «одолжил» у Нансена корабль, который Фритьоф отдал ему скрепя сердце — и во многом ради Евы. Руаль Амундсен планировал трансполярный дрейф через Арктику, который должен был начаться у берегов Чукотки, но в апреле 1908 года были получены известия о победе американца Фредерика Альберта Кука: он первым покорил Северный полюс. Вскоре о достижении Северного полюса заявил и англичанин Роберт Пири. Хотя заявление Кука и по сей день подвергается сомнению — из-за ряда фальсификаций, «сотворённых» им самим же в течение жизни. Руаль решил не рисковать, не терять спонсорской поддержки, без которой экспедиция была бы невозможна, и буквально «втихаря» решил отправиться покорять Южный полюс, за достижение которого тоже начинала разворачиваться гонка.