Нападение
Шрифт:
– Су-уки… – в безысходной злобе застонал Топорок. Припухать таким образом ему еще не приходилось,
Левон быстро подошел к нему и ребром ладони резко ударил по животу.
Топорок охнул и согнулся от боли.
– Здесь надо быть вежливым, – сказал Левон. – Понял? – Он повернулся к Кесояну. – Мы поехали…
Во второй раз за вечер зеленый «москвич», побегав по городу, вернулся к «Экомастеру». Левон вылез из-за руля, открыл заднюю дверцу:
– Выходи.
Клыков – рыжий,
Клыков огляделся, но угадать, куда приехали, было невозможно – стояла кромешная тьма.
– Шагай, – сказал Левон и зажег карманный фонарик. В его слабом свете Клыков увидел и узнал дом: его привезли к правлению малого предприятия, куда он час назад направил своих людей. Холодный пот прошиб пахана. Выходит, его людей попутали менты! Не требовалось особого ума, чтобы понять: его, Клыкова, переиграли. Он напрягся, собираясь рвануть в сторону. Пусть стреляют, еще неизвестно, попадут ли в такой темноте. Но, предугадывая его движение, Левон, шедший сзади, ткнул в спину Клыкова стволом пистолета. Ткнул так, что стало больно.
– Нэ шалы, я мэтко стрэляю.
Они поднялись по ступеням. В тускло освещенном коридоре их встретил еще один армянин с большой лохматой бородой.
– Проходы, – сказал он и посмотрел на Клыкова вполне дружелюбно. – Тэпер все в сборе.
Хлопнула дверь. Загремело железо запоров.
Клыков вошел в просторную комнату и сразу увидел Топорка, Дусю и Зотова. Они стояли у стены, держа руки за спинами. В двух шагах от них сидели на стульях оба предпринимателя с пистолетами в руках.
– Господин Клыков? – спросил один из них и встал. – Очень рад вас видеть. Я – Кесоян.
– Взаимной радости не испытываю, – ответил Клыков. Отодвинув плечом Левона, он смело прошел к дивану и сел, закинув ногу на ногу.
– Я вижу, вы человек самостоятельный, – сказал насмешливо Рюмин и тоже встал со стула. – В чужом монастыре со своим уставом… Ну да ничего, нам такие наглые нравятся.
Бородатый армянин тем временем бесшумно возник за спиной Клыкова и аккуратно, не причиняя боли, но достаточно ощутимо уперся стволом в его затылок.
– Прэдупрэждаю, господин Клыков, – сказал Левон, – после землетрясения Ашот у нас стал очень нервный. Может даже застрелить. Просто так: палэц дрогнет – и все. Точка. Он уже так троих убил. И за всех простили. У Ашота справка.
Левон издевался, но Клыков смолчал. Он уже понял: это не милиция. Такой оборот вселял надежду. Где-нибудь да обнаружится слабина, и ее можно будет использовать.
– Учтите, Клыков, – сказал Рюмин, – Левона надо слушать. Он – строгий.
– Что
– Надеть на него наручники? – спросил Левон.
– Не надо. Пока, – усмехнулся Рюмин. – С дохлого неприятно будет снимать.
– Как мне вас называть, дорогой? – подойдя к пахану, спросил Кесоян. – Господин или товарищ?
– Я сказал: кончайте балаган! – бросил Клыков со злостью: терять время на фрайеров – не уважать себя. – Что хотите?
– Совсем мало. Нам в штат нужны работники. Надежные и послушные. Чтобы не боялись испачкать руки…
Клыков делано засмеялся:
– Выискал работничков! Да они и в зоне ни разу лопаты в руки не брали.
– Я знаю ваши… специальности. Потому мое единственное требование к нашим работникам – железная дисциплина.
– Ну ты даешь, спекулянт! – сказал Клыков и сплюнул на пол. – Вон Топорок, у него из железа только фомка и финка. А что такое железная дисциплина? Вы что, большевики?
– Хорошо, – сказал Кесоян спокойно. – Тебе твои люди подчиняются?
– Ну, это другое дело.
– Ошибаешься, Клык. Дело у нас, а у вас – дешевка. Поэтому они будут подчиняться мне. Или я найду других, более понятливых. Усек?
– Иван Софронович, ты слыхал? – насмешливо спросил Клыков, поглядев на Зотова. Чем дольше шел разговор, тем меньше он верил в способность предпринимателей на крутые действия. Попугали, а наступить по-настоящему на хвост – кишка тонка. Не тот закал. На это и стоило нажимать. А уже потом и посчитаться можно по полному счету…
– Дяди шутят, – сказал Зотов, принимая тон пахана. Внутри он кипел злобой: надо же так фрайернуться! Откуда здесь объявилась эта орава армян?
– Левон, – попросил вдруг Кесоян, и зловещая нотка прозвучала в его глухом голосе, – объясни, пожалуйста, этим чудакам, что такое железная дисциплина. Хотя бы вон тому недоноску, – он указал на Сухоручку. – Наш милый Дуся все время лыбится, но мало верит, что меня надо слушать, как своего папу.
Левон, покачивая пистолетом, подошел вплотную к налетчику, спросил негромким шипящим голосом:
– Ты знаешь, что такое приказ?
Сухоручка, не скрывая презрительной усмешки, молча смотрел на Левона исподлобья. Маленькие черные глазки его злобно сверкали.
– Так вот, – сказал Левон, – я тебе приказываю: врежь Ивану Софроновичу одну горячую. Правда, ручки у тебя закованы, но ты его ножкой. Ножкой!
– Кончай базарить! – крикнул Сухоручка и оскалил зубы. – Нашел шестер…
Резкий, как удар бича, выстрел оборвал его на полуслове. Изумленно вытаращив глаза, Сухоручка с протяжным воем рухнул на диван, где сидел Клыков.