Напарница
Шрифт:
— Мы закрепили доски так, чтобы получился рычаг, — вмешался Товаль, не собираясь отдавать подельнику возможность одному выслужиться перед вампиром. — Один шаг на них — и в углу гвоздь пробивал капсюль, взрывая бомбу. Старика просто нашпиговало серебром, некуда было уворачиваться. Он и пикнуть не успел, как концы отдал, а утром от него только пепел остался.
В следующий момент прогремел выстрел, за ним, чуть помедлив, другой, но я не увидела, в кого они попали, потому что глаза мои заволокло красным туманом, и я потеряла сознание.
— Ивона, очнитесь! Ивона! Ивона, любовь моя, откройте глазки!
— Выбирайте выражения, сударь, — попросила я, с трудом размыкая веки. Комната осталась прежней, только исчезли из углов Товаль с Греном, да вампира с мальчиком нигде не было видно. — А где… все?
— Их убили, — ответил авантюрист и сжал зубы. — Мальчишка выстрелил сразу за вашим хозяином. Прямо в сердце, оба выстрела. Где вы взяли такого талантливого бесёнка?
— Да нет же! — досадливо воскликнула я. — Куда делись вампир и мальчик? И куда они унесли трупы?
— Трупы?! — негодующе переспросил сын синдика. — Ивона, на ваших глазах чудовище убило двоих человек — и вы так спокойно об этом говорите?!
— Перестаньте молоть чепуху, — разозлилась я, оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь оружия: в обществе Дрона Перте, пусть и связанного мне было не по себе. К счастью, напарник оставил на столике заряженный пистолет, маленький, так называемой «дамской» модели. Взяв оружие в руки, я навела его на авантюриста и раздражённо продолжила:
— Неужели эти типы должны быть для меня важнее собственной свободы и жизни? От ваших людей я не видела ничего хорошего, только угрозы и ругань, и не их вина, что меня не пришлось пытать.
— Но, Ивона, это же люди…
— Вздор! Перестаньте, Дрон, иначе я совершенно в вас разочаруюсь. Лучше скажите мне, наконец, почему все ушли, и оставили нас вдвоём?
— Ваш приятель сказал, что уберёт «дохлятину», как он выразился, подальше, и мальчишка ушёл ему помогать, — пожал плечами сын синдика. — Но, послушайте, Ивона, вы ведь не думаете, что я позволил бы хоть одному волосу упасть с вашей головы?
— Это вы теперь так говорите, — отозвалась я, не опуская пистолета. По правде сказать, я стреляла всего один раз в жизни, под руководством напарника, и теперь была не уверена, что сумею повторить подобный подвиг.
— Вы правы, что не верите мне, — горько усмехнулся авантюрист. — Но вспомните, именно из-за моего хорошего отношения к вам вы и сумели взять верх.
— Не нужно лести, — пробормотала я. — Замолчите!
— Вы боитесь меня? — улыбнулся Дрон Перте. — Ивона, дорогая, смешно бояться беспомощного и связанного человека!
— Я думаю, что вас стоит бояться даже мёртвого, сударь, — отозвалась я. — И прошу вас, перестаньте со мной разговаривать!
— Вам плохо? — с искренним, как мне показалось, беспокойством спросил авантюрист. — Я ведь говорил — не стоило вам оставаться в комнате и смотреть на весь этот ужас!
— Замолчите! — из последних сил закричала я и была вынуждена отложить пистолет, чтобы не выстрелить из него случайно, так дрожали мои руки. С каждым мгновением меня охватывал всё больший и больший ужас при мысли, что этого человека, сейчас такого полного жизни, красивого, весёлого и улыбающегося, несмотря на угрожающую ему опасность, изобьют, изрежут и застрелят, и от него останется только мёртвое тело, не способное уже ни говорить, ни чувствовать. Мне нисколько не было жаль Товаля и Грена, не жаль было бы, даже если бы их пытали у меня на глазах — но при мысли о скорой смерти сына синдика меня начало трясти. — Замолчите немедленно, не смейте со мной разговаривать!
— Ивона… — мягко позвал Дрон Перте. — Любовь моя, я бы с радостью избавил вас от своего общества, но что я могу сделать?..
— Хватит! Довольно!
— Я не хочу умирать, моя дорогая, — неумолимо продолжал сын синдика, и я разрыдалась. — Ивона, послушайте, сейчас мы одни. Умоляю вас, помогите, сжальтесь! Неужели ваше сердце уже ожесточилось?!
— Замолчите! — тщетно молила я.
— Ивона, прошу вас… отпустите меня… сжальтесь!
— Вы с ума сошли! — выдохнула я, не в силах взглянуть в глаза обречённому человеку.
— Клянусь, вам ничто не угрожает! — с жаром заверил меня сын синдика. — Ивона, послушайте, так нельзя жить, как вы живёте! Бежим со мной!
От двери послышались аплодисменты, а после спокойный голос моего напарника произнёс:
— Это было великолепное представление, но так вы, чего доброго, и в самом деле сбежите! — Он вошёл в дом вместе с мальчишкой. — Учись, Клод, не доверять женщинам, они способны свести на нет даже самые тщательно продуманные планы.
От возмущения я задохнулась, а Клод поспешил восстановить справедливость:
— Но ведь хозяюшка не согласилась бежать с ним!
— А разве я говорил про свои планы? — удивился вампир и обернулся к Дрону Перте. — Сударь, мне бы не хотелось, чтобы между нами оставались какие бы то ни было недоразумения. Вы негодяй и подлец, и сейчас умрёте, однако вы давали Ивоне приют в своём доме, были с ней добры… насколько умели. Я не хочу показаться неблагодарным. За вами остаётся последнее желание и, если его выполнение в моих силах, будьте уверены, я этим займусь.
Дрон Перте гордо отвернулся.
— Не хотите? — осведомился напарник совершенно хладнокровно. — Подумайте, быть может, вы хотите передать кому-то последний привет… распоряжение… или, быть может, предпочли бы, чтобы я позаботился о ваших близких?
При этих словах мне стало дурно, и я откинулась на спинку кресла. Мысль о скорой смерти человека, от которого я видела столько добра и столько зла, казалась мне невыносимой. И, если он умрёт, кто позаботится об Аманде?!
— Делайте своё дело, — презрительно отозвался сын синдика. — Я сумею вам показать, как умирают люди.