Наперегонки со смертью
Шрифт:
– Ты чё, в натуре!? – наконец возмущенно спросил белобрысый Клим. – Что за дурацкий базар?
Ответить ему я не успел: раздался грохот сорванной с петель двери и гостиная в мгновение ока заполнилась здоровенными парнями в камуфляже. Мать твою – спецназ! Не было печали…
Я не стал искушать судьбу и чтобы не быть поверженным каким-нибудь хитрым приемчиком, ломающим кости, рухнул на пол по собственной инициативе, как подкошенный, прикрыв руками голову – за несколько секунд до соответствующей команды. Мой миротворческий порыв был оценен
Зато остальным моим собутыльникам досталось по полной программе. Их буквально замесили – словно в квартиру Скока ворвались не слуги правопорядка, а бригада взбесившихся тестомесов, прибывшая на конкурс пекарей по скоростной выпечке хлеба из муки грубого помола. Только совсем ошалевший от нахального вторжения шустрый Венька метался по квартире, как шимпанзе, бегая едва не по потолку и раз за разом ускользая от совсем не дружественных объятий камуфлированных мордоворотов. В конце концов его спеленали и всыпали по первое число. Но мужественный и выносливый Скок лишь матерился от переполнявшей его злобы и обещал вскорости разобраться со своими обидчиками.
Нашу буйную компашку ради хохмы доставили в райотдел милиции в том облачении, которое было на нас в момент задержания. То есть – в дезабилье, без штанов и юбок.
Смилостивились только над нашими боевыми подругами. Им накинули на плечи, чтобы прикрыть обнаженные груди, какое-то шмотье, в том числе и умыкнутое мною из балкона красотки многострадальное полотенце, после моих скитаний по городу ставшее похожим на грязную половую тряпку. Лишь я щеголял при полном параде – в тапочках и куцем спортивном костюме. В нем я был похож на клоуна, "рыжего", которого пинают для смеха все кому не лень…
– Ну что, сука, попался? – лениво и недовольно спросил меня помятый капитан, скорее всего, дежурный опер угрозыска, когда я появился в его кабинете.
Еще как попался… Засветился по полной программе. Работяга заложил за воротник на всю катушку и очутился в отделении милиции. Пьянка с мордобоем. Ситуация абсолютно тривиальная. Подобный спектакль несложно придумать, но трудно грамотно поставить. Особенно с привлечением непрофессиональных "актеров", которые сном-духом не ведают на какую сцену их вывели. Вся ценность такого спектакля заключается в том, что любая, самая тщательная, проверка чаще всего проходит без сучка-задоринки.
Шел четвертый час ночи и, судя по покрасневшим глазам, капитану безумно хотелось спать. В "предбаннике", где менты обычно собирали всякую шушеру, народу было – яблоку негде упасть. И капитану приходилось с каждым беседовать, составлять разные бумаги и терпеть запахи перегара, так как среди товарищей по несчастью я почему-то не заметил ни одного трезвого.
– Так точно! – бодро отрапортовал я, глядя на него с подкупающей честностью.
– Хочешь сказать, что ни в чем не виновен? – скептически поинтересовался капитан, явно подталкивая меня на хорошо известную тропу, протоптанную сотнями нарушителей общественного порядка.
– Никак нет. Виноват. Но исправлюсь.
– Интересно… – Мент несколько оживился. – И в чем же твоя вина?
– Маленько перебрал, товарищ капитан. Готов понести любое наказание.
– Так ты еще и патриот… – Узкие монгольские глаза моего визави превратились в щелочки, откуда на меня неожиданно посмотрели два черных ствола. – Фамилия, год и место рождения, адрес?.. – резко спросил он, потянув к себе лист бумаги – размноженную на плохом ксероксе (судя по пятнам краски) форму протокола допроса.
Я мысленно погладил себя по голове – сработало! Нестандартное поведение задержанного всегда вызывает подозрение, и опытный волчара в милицейской форме конечно же никак не мог оставить без внимания мою показушную искренность.
План созрел, когда нас запихнули в "воронок". Присмиревшая компашка тупо молчала и почесывала побитые места, лишь неумный Скок – единственный из всех, кому надели "браслеты" – продолжал выступать, клеймя позором нашу гнилую демократию. Я тоже сидел тихо и варил в своем котелке внезапно появившуюся идею – сварганить себе отменное алиби.
Все складывалось очень удачно. Даже чересчур удачно, что меня несколько смущало. Я думал о том, что мои собутыльники вряд ли могут точно сказать в котором часу я появился на хазе Скока. И если теперь их спросить у кого возникла идея обнажиться и кто первым снял свои шмотки, сомневаюсь, что они это вспомнят. А значит у меня есть возможность, в случае чего, прикинуться туповатым лохом, который сном-духом не ведает о некоем новом русском, угрохавшим свою половина из-за примитивной ревности.
Не был там, не знаю, ничего не видел и вообще – зацвела сирень в моем садочке…
– Чернов Геннадий Александрович… – выпалил я скороговоркой свои установочные данные и адрес квартиры, которую снимал у одинокой старушки.
– Где и кем работаешь? – продолжал свою милицейскую волынку капитан.
– Экспедитором отдела снабжения завода "Алмаз". Не привлекался, – опередил я капитана, уже готового задать новый вопрос.
– Да? – с ехидцей сказал мой мучитель и включил компьютер, смотревшийся в его обшарпанном кабинете инопланетной вещью. – Сейчас посмотрим…
Он щелкал клавишами минут пять. Похоже, информация на экране монитора его совсем не воодушевила, потому что капитан несколько приуныл.
– Будем считать, что ты сказал правду. Пока, – подчеркнул он с многозначительным видом. – Где живут твои родители?
– Я детдомовский… – Тут я изобразил вселенскую скорбь, рассчитывая выдавить у капитана слезу.
Как же, размечтался… Легче разжалобить камень, чем мента.
– Ты лучше скажи, сиротка, какого хрена ты забыл в нашем городе?
– Извините, не врубаюсь…