Наперекор страху
Шрифт:
Андрей застенчиво улыбнулся, а Без помрачнел и выдавал силком из себя:
– А мне мама в детстве песенки пела. Я помню. Ты здорово придумал со сказкой…
Ночь прошла относительно спокойно. Видимо, предел давления на психику был биополем исчерпан. К утру ребята ощущали лишь небольшое недомогание в теле. Завтрак им привезли прямо в комнаты. Он был тоже обильным, но налегать на пищу друзья не стали, памятуя вчерашнее испытание.
Обслуживала их все та же Яка Косовна. Укатив тележку с ' едой, она вернулась снова, распорядившись как
– За мной!
Друзья перечить не стали и гуськом поплелись за мужеподобной теткой. Яка привела их к какой-то железной двери, открыла ее и немного мягче сказала:
– Проходите.
Когда Андрей, шагнувший за порог неизвестного помещения, поравнялся с ней, Яка вдруг шепнула ему:
– Держитесь!
Кремнев заглянул ей в лицо и увидел то, чего не замечал раньше: темно-серые глаза Яки светились состраданием.
Дверь за ребятами тяжело захлопнулась, заскрежетал внутренний замок, и они остались в комнате одни. Помещение было большое, его можно было назвать даже громадным. Потолки высокие, а противоположная от двери стена в полумраке вообще еле-еле просматривалась.
– Ну и чо? – спросил Лобов.
– Поживем – увидим, – сказал Без. – Но готовьтесь к худшему.
Минут пять ничего не происходило. Затем невидимые приборы освещения стали постепенно гаснуть, и, наконец, в комнату пришла полнейшая тишина и темнота.
– Я понял, – зашептал Без Андрею и Юре. – Манипуляция номер три – это поддержание эмоционального биополя страхом. Ведь они решили, что мы – нормальные, но заболевшие дети нашего измерения. Эта болезнь называется "недо". То есть мы не добираем эмоций. Таких больных здесь все-таки стараются вылечить, правда, чудовищными методами.
– А "пере"? – спросил Кремнев, вспомнив определения доктора-попугайчика.
– К такому разряду, к сожалению, отнесли Лану. Она перенасыщена эмоциями и даже переступила запретную черту. Лана незаконно общалась с вами, читала ваши книги, не любила питаться страхом. Таких считают уродами, преступниками и относятся к ним соответственно.
– Значит, нас сейчас запугивать начнут?
– спросил Лобов..
– Выходит, так. А пока давят на психику темнотой. Думаю, что на этом они не остановятся. Цибиус очень любит всяческие ужасы, загнет что-нибудь сверхъестественное.
– Держись, братва! – спокойно сказал Юрка.
…Без, Андрей и Юра стояли на широкой площади незнакомого старинного города. На них были надеты холщовые рубахи и штаны из такой же материи. На руках и ногах звенели тяжелые железные цепи. Ребята находились в толпе детей, которые тоже были закованы в кандалы. Перед ними возвышался постамент, на котором стояло богатое, обитое бархатом кресло. В нем восседал грузный краснолицый мужчина. Минуту он внимательно разглядывал детей, потом встал и начал говорить:
– Вы – дети еретиков и еретичек. Родители ваши уже давно лижут раскаленные сковороды в аду и варятся в кипящей смоле. Души их никогда не обретут покоя. Та
Лобов услышал, что кто-то рядом с ним громко всхлипнул. Юрка повернул голову. За его спиной стояла девочка лет двенадцати. Сначала ему показалось, что это Дана. Девочка тоже была золотокудрая, но глаза у нее напоминали агат. Очень симпатичная была девочка.
– Ты чего? – спросил ее Юрка.
– Страшно, – ответила та, прикладывая ладони к щекам. – Сожгут ведь.
– Как сожгут?
– Разве ты не слышал, что сказал Главнейший Священного Совета? Наши тела будут преданы очистительному огню, чтобы потом мы не грешили.
– Бред какой-то!
– Но так и будет, – по щекам девочки покатились крупные, почти что с лесной орех, слезы.
И только сейчас до Лобова дошла ситуация, в которую они попали. Юра скосил глаза на друзей. Лицо Андрея покрывали красные пятна. Без стоял, сжав кулаки, и что-то бормотал. Юрка расслышал что-то похожее на голубей. "Гуля, Гулька…" – шептал Без. "И при чем тут голуби? – удивился Лобов. – И вообще они играют с нами в какие-то глупые игры. Ведь это же все лечение. Никого, конечно же, не сожгут. Постращают немного, только и всего. Чего это все так разнервничались?"
Но тут мимо них прошмыгнул человек маленького роста с факелом в руке. Человечек пробежал метров десять и сунул факел в огромную кучу дров и хвороста, наваленных неподалеку от постамента. Сухое топливо занялось мгновенно. Сейчас же из толпы зевак, стоявших сзади детей, отделилось несколько человек. Они подошли к малолетним узникам, стали хватать их и тащить к костру. Послышались рыдания, крики, стоны. Лобов стал беспомощно вращать головой, надеясь на чью-то неожиданную помощь. Но никто не бросился освобождать детей. Ему казалось, что зеваки даже рады подобному исходу этой ужасной драмы. Сзади Лобова раздался крик. Мальчик обернулся. Двое дюжих мужиков вцепились в ту самую черноглазую девочку.
– Помоги мне! – крикнула она.
Но что мог сделать скованный цепями мальчик?!
Девочка отбивалась как могла, но ее волокли по земле, били ногами. Она повернула голову, и Юрка увидел ее глаза, полные страдания. Взгляд их был обращен к нему, Юре Лобову. Юрка сделал шаг, другой, третий. Четвертого у него не получилось. Грубые руки оторвали его от земли и поволокли навстречу бушующей погибели. Страх заполнил каждую клеточку его существа. И вот он уже почувствовал на коже жгучее дыхание смерти. Короткий полет в воздухе, и горячие языки пламени начали лизать тело. Больно! Было нестерпимо больно! Жизнь кончалась…