Наперекор судьбе
Шрифт:
– Не говори глупостей. Ты еще не была ни в одной стране и потому не знаешь. Путешествия расширяют умственный кругозор, особенно в твоем возрасте. Я подумал об Америке.
– Об Америке?
– Да. Мы могли бы поехать туда вдвоем и провести там целый год. Меня давно приглашают читать лекции. Ты познакомилась бы с американскими Литтонами. С Робертом, старшим братом Оливера, с его дочерью Мод, о которой столько слышала.
– Папа, я же сказала тебе: мне ненавистна поездка за границу. Я не желаю ехать и не поеду.
– Если я
– Не получилось у нас разговора. Она закатила мне истерику. Боюсь, ее упорное нежелание ехать имеет какую-то причину. Теперь я понимаю, что нам с ней нужно обязательно туда поехать.
– Барти тоже собирается в Америку сразу после Рождества.
– Что, серьезно?
– Да. Хочет показать Дженну своей, так сказать, американской родне. Тем, кто благосклонно ее встретит. Думаю, Мод по-прежнему не захочет с ней видеться. И потом, Барти собирается наведаться в нью-йоркское отделение «Литтонс». У нее остался к нему интерес. Она ведь очень успешно у них работала.
– Помню. Кстати, а что случилось с акциями нью-йоркского отделения «Литтонс», которые принадлежали Эллиотту?
– Он оставил их своей жене. Оливер недавно звонил Стюарту Бейли.
– Вот как? А жена Эллиотта проявила какой-нибудь интерес к изданию книг?
– Ровным счетом никакого. Вероятно, она продаст акции. Но там все до крайности запутано. Иначе и быть не могло. Словом, никакой ясности.
– Отец хочет, чтобы я поехала в Америку.
– В Америку? Зачем?
– Не знаю. Говорит, это благотворно скажется на моем развитии. Расширит мой умственный кругозор. Кит, я никуда не поеду. Ни за что не поеду. Целый год не встречаться с тобой? Ты можешь это представить? Да я скорее умру.
– Мне это трудно представить. Но ты не волнуйся. Я что-нибудь придумаю. Я люблю тебя, Иззи.
– И я люблю тебя, Кит.
– Оливер, нам пора поговорить об этом всерьез. Это невероятно важно.
– Ты о чем, дорогая?
– О твоем отходе от дел. И о том, кто займет твое место.
– У нас еще будет предостаточно времени для этого разговора. А сейчас прости, я ужасно устал.
– Да, Оливер, ты устал, потому что перенапрягаешься. Тебе известно мнение врачей. Они единодушны. Тебе нужно по-настоящему отойти от дел. Сейчас ты ведешь не слишком честную игру со всеми нами. Все знают, что ты уходишь. Тебе необходимо официально заявить об этом. Но пока ты молчишь. У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?
– У меня масса идей, дорогая. И мне хотелось бы обсудить их с тобой. Обещаю, что очень скоро. Ну а сейчас я ужасно устал. И не хочу комкать важный разговор. Быть может, завтра.
Оливер гениально умел избегать конфронтации. С этим Селия жила всю их совместную жизнь. Иногда это даже было ей на руку. Но одно она усвоила твердо: Оливера не проймешь ничем и их
Рождество праздновали в доме Уорвиков. Для Селии это время всегда было тяжелым, а нынешнее Рождество, если учесть расширенный состав семьи и особенности семейной политики, вызывало у нее ужас. Наверное, хорошо, что это происходило не в доме Литтонов. Помимо многочисленных и шумных Уорвиков, здесь были Адель с детьми и леди Бекенхем. Приехали Себастьян и Иззи, а также только что демобилизовавшийся Джей с Тори – их свадьба планировалась весной – и Гордон Робинсон. Барти приняла приглашение в последнюю минуту и приехала вместе с маленькой Дженной.
– Я собиралась провести это время в одиночестве, – призналась она Себастьяну. – Но наверное, это было бы уныло. А потом узнала, что и вы с Иззи будете здесь…
– Куда же Литтонам без нас? Ты поговорила бы с Иззи, заинтересовала бы ее перспективой поездки в Нью-Йорк. Тебя она слушает.
– А с какой целью?
– Я хочу отправить ее на год в Америку. Для ее же блага.
– Вы что, серьезно? Я думала, она так успешно учится в своей школе. Она расспрашивала меня про Оксфорд и студенческую жизнь.
– По-моему, она становится слишком уж серьезной, – уклончиво ответил Себастьян. – Год вне Англии пойдет ей на пользу.
– Себастьян, я в этом не уверена. Может, есть какая-то причина?
– Никакой, – заявил он, и его синие глаза стали непроницаемыми. – Абсолютно никакой.
Дженна сидела возле ног писателя и играла со шнурками его ботинок. Себастьян взял малышку на руки.
– Какое очаровательное создание. Вся в отца, правда?
– Точная копия, – ответила Барти. – Те же волосы, те же глаза.
– Глаза у нее потрясающего цвета. Совсем как камень на твоем кольце.
– Да, – улыбнулась Барти, посмотрев сначала на кольцо, а затем на Себастьяна. – Так и было задумано. Очень интересная история. Я вам потом расскажу.
– Ты выглядишь счастливой.
– Я счастлива, – отозвалась Барти, хотя в ее голосе сквозило удивление. – Бо́льшую часть времени я чувствую себя счастливой. Бывает, иногда рассержусь, иногда мне станет одиноко или вдруг накатит грусть. Начну думать, как жаль, что Лоренс вообще не узнал про Дженну. А в остальном я счастлива. Так здорово снова вернуться на работу. Правда, временами бывает… трудновато.
– Это я понял.
– Я с нетерпением жду отъезда. Я очень люблю Нью-Йорк. У меня часто возникало ощущение, что моя настоящая родина там. Глупо, наверное, но вот такое ощущение. Давайте я расскажу вам о кольце.
– Забавная это штука – наследственность, гены и все такое, – сказал Себастьян. – Некоторые дети как две капли воды похожи на своих родителей или на кого-то одного. Иззи может превратиться во вторую Пандору. Правда, странно? А близняшки – вылитая Селия, причем в двух экземплярах.