Наперекор судьбе

Винченци Пенни

– И какой же будет эта должность, хотела бы я знать? Главного клерка?

– Хелена, заткнись!

Джайлз ужаснулся самому себе. Он никогда не кричал на жену и никогда не позволял говорить с нею в таких выражениях. Он посмотрел на нее, уже готовый извиниться, но Хелена заговорила раньше. Густо покрасневшая, тяжело дышавшая, сжавшая кулаки.

– Вот что я думаю, Джайлз, – сказала она. Ее голос стал угрожающим, а лицо – почти уродливым от злости. – Ты должен снова поговорить со своей матерью о твоих перспективах в издательстве. Тогда, наверное, ты мне поверишь.

–

С моей матерью? Что ты имеешь в виду?

– Да только то, что у нее есть виды… – Хелена осеклась, ясно понимая, что зашла слишком далеко.

– Виды на что? Откуда ты об этом знаешь?

– Я? Ниоткуда. Просто мозгами пораскинула и сделала выводы.

– Хелена! – Джайлз встал, подошел к жене и схватил ее за руку. – Ты что, говорила с моей матерью? Говорила? Отвечай, черт тебя возьми!

С явной неохотой, почти шепотом, Хелена призналась, что говорила.

* * *

– Оливер, я хочу кое-что с тобой обсудить.

– Что именно, Селия? Вопрос профессиональный или личный?

– Возможно, то и другое.

– Понимаю. И что же это за вопрос? У меня не так много времени. Через час придет ММ. Будем говорить о себестоимости книг.

– Я бы в августе хотела поехать в Берлин. Посетить Олимпийские игры.

– Я и не знал, что ты интересуешься Олимпийскими играми.

– Разумеется, интересуюсь, – с заметным раздражением ответила Селия. – Очень многие интересуются. Событие мирового значения. Съезжаются лучшие спортсмены, показывают изумительные результаты. А в этом году…

– Что ты хотела сказать насчет этого года?

– В этом году игры поднимутся на непревзойденный уровень. Планируется грандиозная церемония открытия.

– Ах да. Наверное, потому, что на ней будет присутствовать герр Гитлер.

– Конечно. Игры станут демонстрацией его стремления к миру и сотрудничеству со всеми странами. Спортивные идеалы подходят для этого как нельзя лучше.

– Неужели? И кто это так складно тебе все объяснил? Наверное, лорд Арден? Или семейство Мосли, с которым ты дружишь?

– Оливер, да об этом везде пишут. Достаточно прочесть. Наверное, ты тоже читал, если у тебя есть хоть капля интереса к тому, что делается за стенами издательства. В Берлин со всего мира съедутся пять тысяч лучших спортсменов. Неужели тебя это оставляет равнодушным? Я, например, просто заинтригована грядущим событием.

– А меня ужасает эта твоя заинтригованность. Селия, что с тобой происходит? Неужели ты совсем сошла с ума?

Селия молчала, обдумывая структуру своей будущей книги о Геринге. Вступление она уже написала. Предварительный издательский план тоже составлен. Встречи, о которых она договорилась через лорда Ардена, как раз совпадали по времени с ее поездкой на Олимпиаду. Возможно даже, она сумеет встретиться с самим герром Гитлером. Она должна поехать в Берлин. Просто обязана. Если она отменит эту поездку, то, помимо всего прочего, потеряет лицо. Семья Мосли была ей крайне благодарна за такой неожиданно весомый вклад в их дело и поддержку нацистского режима в Германии. Такой интеллектуально безупречный

источник, как издательство «Литтонс», дорогого стоит.

Как всегда, когда ее загоняли в угол, Селия находила возможный выход. Она улыбнулась Оливеру и сказала:

– Видишь ли, я подумала, что мы могли бы выпустить книгу об этих играх. Сейчас в мире наблюдается колоссальный интерес к спорту и здоровому образу жизни. Немецкая Лига здоровья и красоты, между прочим, насчитывает тысячи членов. Эти люди стараются правильно питаться, занимаются спортом. Наверное, ты знаешь, что в разных странах запланирован выпуск книг, посвященных берлинской Олимпиаде. Я знаю, что известный немецкий кинорежиссер Лени Рифеншталь… Надеюсь, ты слышал об этой женщине… Она собирается снять целый фильм, в котором…

– Селия, в Берлин ты не поедешь ни как гостья лорда Ардена, ни как гостья еще кого-то там, что мне кажется правдоподобнее. Меня не касается, что́ запланировано в других странах. «Литтонс» не будет издавать никаких книг о берлинской Олимпиаде. Надеюсь, тебе моя точка зрения понятна. Как я уже говорил, меня глубоко тревожат, если не сказать оскорбляют, твои продолжающиеся отношения со всей этой публикой. Я настоятельно предлагаю немедленно их прекратить.

Селия снова выдержала долгую паузу.

– Оливер, меня весьма ошеломляет твоя позиция. По-моему, она граничит с автократией. Ты еще можешь помешать мне выпустить книгу об Олимпийских играх. Ну, упустим очередную выгодную возможность. Нам не привыкать, правда? Но помешать мне поехать в Германию ты не вправе. И спутников для этой поездки я тоже буду выбирать сама.

– Селия, не знаю, что с тобой случилось, – совсем тихо ответил ей Оливер, – но это мне не нравится. Совсем не нравится. Мы с тобой пережили немало трудностей, однако я всегда чувствовал, что ты хотя бы принимаешь в расчет мои желания и…

– Боже, какое ошеломляющее лицемерие, – перебила его Селия. – Может, пора определиться со своим истинным лицом? Ты привык прятаться за фасадом учтивости и разума. Как же иначе? Оливер Литтон, безупречный джентльмен, либерал, всегда готовый выслушать. А на самом деле ты крайне нетерпимый человек, если не сказать фанатик. Ты довел свою нетерпимость до совершенства, превратил ее в искусство. Но я устала, очень устала от твоей двойной игры. Ты весьма смело споришь со мной в присутствии других. И никто из них не знает и даже представить не может, каким отвратительным ты способен быть. Это трусость, Оливер. Но это ведь в твоем характере, правда?

Худощавое лицо Оливера искривилось, глаза ввалились и почти стали похожи на пустые глазницы.

– Селия, я хотел бы сказать…

– Можешь говорить что угодно. Я поеду в Германию и с теми, с кем захочу. Очень надеюсь, что я выразилась с предельной ясностью.

Селия вышла, громко хлопнув дверью, прошла в свой кабинет и села. Ее била дрожь. Дженетт Гоулд, которая была секретарем вначале у Селии, затем у Оливера, впоследствии часто говорила, что после случившегося было невозможно сказать, кто из двоих выглядел более сокрушенным.