Наперекор судьбе
Шрифт:
– Проходите, – сказала Венеция приехавшей Абби. – Генри, поди сюда. Познакомься, это мисс Кларенс. Она приехала, чтобы проверить твой музыкальный слух и решить, сможет ли она учить тебя играть на рояле… Нет, мисс Кларенс, пианино у нас нет. Только этот рояль. Должно быть, хороший. Мой муж на нем играет.
– У вас превосходный рояль, миссис Уорвик.
– Вы так думаете? Что ж, это хорошо. Я не слишком разбираюсь в музыке.
– Какие замечательные рисунки! – Абби показала на рисунки углем.
Теперь на рояле стояли целых четыре рисунка в рамке, и на каждом Венеция была запечатлена с очередным новорожденным ребенком.
–
– Ваш муж, несомненно, талантливый рисовальщик, – улыбнулась Абби. – А на этом чудесном портрете изображены тоже вы? Простите мое любопытство, но полотно такое впечатляющее и…
– Да. Тогда я была немного моложе. Но рисовал не муж, а художник Рекс Уистлер.
– Я… слышала об Уистлере, – несколько холодно сообщила Абби.
Венеция это почувствовала, и ей стало неуютно.
– Да, конечно, – пробормотала она. – Генри, живо иди к роялю и садись на стул.
В этот момент дверь гостиной распахнулась, и туда вошел Бой. Увидев Абигейл Кларенс, он замер. Он стоял не шелохнувшись, все понимающий и настороженный, и это почти осязалось. Венеция мельком взглянула на мужа и почувствовала, как что-то вползло в ее сознание. Это был осколок страха, настолько откровенного и сильного, что она поспешила его растоптать, словно тлеющую головешку… Потом зазвонил телефон. Еще через какое-то время в дверях появился Дональдсон. Вид у него был испуганный. Дональдсон сообщил, что ее отцу стало плохо на работе и его увезли в больницу Святого Варфоломея, куда просят приехать и ее. Как можно скорее.
Глава 17
– Не уходи.
– Не проси. Все равно уйду. Мне нужно уйти.
– Но я хочу, чтобы ты осталась.
– Прости, но я…
– Ну что ты глупости говоришь? – не выдержал он. – Какая-то дурацкая встреча, дурацкое знакомство с каким-то книжным магазином. Неужели тебе это так важно? Особенно после того, как я рассказал, на что собирался потратить остаток дня?
Сейчас он почти сердился на нее. Таким она видела его впервые.
Барти спокойно выдержала его взгляд. Отступать она не собиралась. Это она усвоила хорошо.
– Лоренс, у меня назначена встреча в магазине «Скрибнерс». Я специально договаривалась на четыре часа, чтобы увидеться с управляющим. Уверена, что ты свои деловые встречи на бирже просто так, по капризу, не отменяешь.
– Ты говоришь о несравнимых вещах.
– Прости, но для меня это не менее важно.
– Ну ладно, – буркнул Лоренс, угрюмо глядя на нее. – Если тебе это так важно, отправляйся на свою дурацкую встречу. Должен признаться, меня твое поведение отнюдь не радует.
Барти коснулась его руки:
– Лоренс, ты должен понять. Понять мои особенности. Я строю карьеру, и она для меня очень важна. У меня сегодня даже не получится посидеть с тобой за ланчем. Куча работы, и ее никак не отодвинешь.
– Ну что ж, я тебе невероятно благодарен, – сказал Лоренс. – Не смею задерживать. И не поддавайся на мои уговоры.
Она встала.
– А мы… – неуверенно произнесла она и умолкла.
– Что мы?
– Мы встретимся, как договаривались?
– Как договаривались – не получится. Ты же в это время будешь в своем дурацком магазине. Слушай, не тяни время, поезжай. Я оставлю записку у тебя на работе. Возможно, мне вообще придется менять все планы на уик-энд.
– Спасибо за ланч, – сказала она. – Буду ждать твоего звонка.
– Жди. Возможно, позвоню не сразу.
Барти наклонилась, чтобы его поцеловать, но Лоренс отвернулся. Быстро взглянув на него, она столь
Она научилась не расстраиваться из-за подобных вспышек. Детские капризы, точнее – взрывы ярости. Лоренс передал Барти мнение своего психиатра: с такими вещами человек должен научиться справляться еще в детстве. У Лоренса же этой возможности не было.
– В детстве мне позволялось капризничать. А потом взрослым стало не до меня, – оправдывался Лоренс, впервые сорвавшись на Барти. Тогда он пытался загладить свою вспышку поцелуями и умолял ее простить его. – Мне потакали, пытались задобрить. Дорогая, эмоционально я так и остался на уровне четырехлетнего ребенка. Пытаюсь повзрослеть. Ты должна мне в этом помочь.
Его слова вызвали у Барти целый поток мыслей, но ни одну из них она не высказала вслух. Не спросила, почему же мать не пыталась его воспитывать после четырех или пяти лет? Впрочем, это было понятно и без объяснений. Родился младший брат, и матери стало не до Лоренса. Брат едва успел подрасти, как тяжело заболел отец. Лоренсу было двенадцать, когда тот умер, но до этого мальчик целый год страдал, глядя на отцовские мучения. И матери снова стало не до него, точнее, не до них с братом: сначала заботы о больном муже, потом отчаянные попытки пережить тяжесть потери. Даже если бы Лоренс сказал, что эмоционально он задержался на уровне двенадцати лет, это не слишком бы изменило общую картину. Все равно ему надо было бы еще взрослеть и взрослеть.
Однако вспышки гнева у Лоренса были вовсе не детскими. Куда серьезнее, что вызывало у Барти… Что же это у нее вызывало? Беспокойство? Нет. Определенные раздумья? Скорее всего, это.
Впрочем, сейчас ее мысли занимали более важные вещи. Прежде всего, встреча в книжном магазине и обсуждение возможных перспектив продвижения романа, который она предполагала издать к весне.
Ей самой этот роман очень нравился, и она надеялась, что он будет хорошо продаваться. Автора она нашла и открыла сама и потратила немало сил, добиваясь одобрения и принятия рукописи. Барти не соглашалась, когда ей говорили, что роман написан с налетом подражания Фицджеральду, а местами и с попытками «заслониться» знаменитым романистом. Нет, у автора был свой стиль. И, что еще важнее, он написал роман-хронику, показав жизнь привилегированных слоев Нью-Йорка. Привилегированных и порочных. Автор сумел свести воедино сагу и детективный роман, рассказывая о преступлении, совершенном членом одной богатой, знаменитой и уважаемой нью-йоркской семьи, и о попытках скрыть это преступление. Произведение захватывало с первых же страниц, было выдержано в одном стиле и давало немало пищи для ума. Когда Барти впервые прочла рукопись, повествование так взволновало ее, что она не могла заснуть. Передавая рукопись Стюарту Бейли, она не питала особых надежд, зная об известном консерватизме последнего. Пусть и неохотно, но Бейли все же согласился встретиться с автором.
– Если окажется, что роман не единственное его детище, я буду иметь с ним дело. Нам нужно «литературно кредитоспособные» авторы. Я по горло сыт гениальными «однокнижниками».
Автора звали Джордж Макколл. Барти написала ему и пригласила на встречу со Стюартом Бейли. Писателю было всего двадцать шесть лет. Симпатичный, но обаятельным и элегантным его вряд ли назовешь. И все же было в нем что-то очень притягательное. Слегка лохматые темно-каштановые волосы, серые глаза и совсем девичьи длинные черные ресницы. Бесспорно, сам автор принадлежал к верхнему слою американского среднего класса, хотя до богатства своих героев ему было далеко.