Написано кровью
Шрифт:
— Семь фунтов двадцать. — Она оторвала листочек, а старший инспектор полез за бумажником. — В кассу, пожалуйста, — попросила девушка, составила грязную посуду на поднос, подняла его легко, как перышко, и уплыла.
Барнаби посмотрел ей вслед. У нее были прекрасные волосы, сияющий водопад до талии. Он подумал о Калли. Как там она? Придет ли ей в голову послать открытку до конца гастролей? Может, и нет.
Он протянул руку и попытался взять счет, который сержант изучал с некоторым недоверием.
— Что с вами?
— В столовой за эти деньги мы могли бы взять две порции сосисок, яйца, жареную картошку, две порции бейквеллского
— Верно, — Барнаби натягивал пальто, — но мы не узнали бы, как они называются по-французски, верно?
Они пристроились в конец очереди к кассе, изысканному, кованому устройству, которое старомодно звякало, выдавая сумму. Совершенно не цифровой стиль. Вид у Троя по-прежнему был огорошенный.
— За счет конторы, Гевин.
— Очень мило с вашей стороны, шеф.
— Отнюдь нет. Воспользуюсь нашей скидкой. Восемь фунтов на напитки.
— С сегодняшнего дня, — объявил маленький Бор, — хочу, чтобы друзья называли меня Бунтарь.
— Да нет у тебя друзей.
— А вот и есть, — хотя голос Борэма звучал уверенно, лицо у него было смущенное, — просто я пока не знаю, кто они.
— Ты ж непрошибаемый, как эт самое у монашки, — сказал Дензил.
Произнося это, он чувствовал себя носителем узурпированной у Брайана власти. Труппа решала для себя вопрос, что важнее: сила или популярность. Как и следовало ожидать, оказалось, что популярность никуда не годится.
— Первое, что ты должен сделать, — сказал Ворот, иллюстрируя выбор силы, — это послать ответку.
— Быстрота плюс неожиданность и трах во все дырки. — Том разрубил воздух ударом каратиста. — Но главное — быстрота.
— Точно, — согласился Дензил. — Никогда не трахай завтра того, кого можешь трахнуть сегодня.
— Тогда, — подвела черту Эди, откидывая назад буйную мандариновую гриву, — будет тебе респект.
Брайан вздрогнул в упоительном страхе при мысли о высвобождении всей этой дикой энергии, безудержной, иррациональной, оглашающей ревом субботнюю ночь, бьющей бутылки, прыскающей краской из баллончика на машины, погружающей подбитые железом ботинки в мягкую, незащищенную плоть. А он в это время нежится дома под одеялом, в тепле и уюте.
— Ненавидеть людей, — говорил Дензил с улыбкой, которая блуждала по лицу, не достигая губ, — полезно. Дает цель в жизни.
— Точняк, — согласился Ворот. — Я лично годами бы ненавидел.
Брайан знал, что положение учителя обязывает его протестовать против этих проявлений деструктивного аморализма и прочесть им небольшую духоподъемную проповедь. Вы только вредите себе такими настроениями. (Неверно.) Что было бы, если бы мы все делали что вздумается? (Мир был бы в сто раз интереснее. Вот что!). Он ничего не сказал.
— Интересно, а каково это — убить кого-нибудь?
— Я был близок к этому. Очень близок.
— И я. — Маленький Бор уклонился от занесенной над ним руки Дензила.
— У моего папаши брат работал на букмекера, а тот ему не заплатил. Сейчас сидит. И будет мотать срок, сколько Ее Величество пожелает, а это реально круто [48] . — Ворот объяснил, почему это реально круто.
— Ты говоришь ерунду! — Брайан наконец созрел для протеста. — Ты даже увидеть королеву не можешь! Так, нам действительно пора продолжить. Осталось меньше десяти минут.
48
В
— Они хоть продвинулись с этим убийством, Брайан? — спросила Эди.
— Не так уж далеко, насколько мне известно.
— Они спрашивали вас, что вы делали, когда его убивали? Ну, типа, есть ли у вас алиби.
— Они всех спрашивали.
— Представляете, совсем рядом с вами, по соседству…
— Вы слышали, как он кричал, Брайан?
— Нет!
Брайан, которому представилась тошнотворная картина, побледнел и попытался вернуть себе инициативу. Он уже хотел пригрозить, что уйдет, потом вспомнил, чем его угроза обернулась в последний раз: это их как ветром сдуло, он даже договорить не успел. Потом три недели упрашивал снова собраться.
— Ну, так что же вы делали?
Брайан взглянул на Эди. Несмотря на крутые повороты в разговоре, он точно знал, что она имела в виду, когда спросила. Клэптон нахмурился, как будто не мог припомнить. Как будто это не отпечаталось навеки в его сердце.
— Проверял контрольные. Крепко спал. Одно из двух.
— Надеюсь, вы можете это доказать, — сказал Дензил.
— Его жена подтвердит. Правда?
— Они прикроют друг друга.
— Я бы не удивился, — выдал Том, послюнив палец и пригладив шелковистые волоски на предплечье, — если бы они обтяпали это вместе.
— Что заставило вас на это пойти, Брайан? — прицепился Дензил. — Деньги?
— Любовь, — пропела Эди, обхватила колени руками, улыбнулась и выпятила губы. От ее улыбки, даже недоброй, ангелы пели.
Брайан воздел руку к часам на стене спортзала:
— Как видите, время опять кончилось. В пятницу мы не собираемся, так что у вас есть целых три дня, чтобы выучить роли.
Сдавленные смешки. Ушли всей ватагой, но не успели качающиеся двери спортзала закрыться за ними, как Эди вернулась, поникшая и как будто испуганная. Клэптон, пожалуй, раньше никогда не оставался с ней наедине. Она казалась меньше обычного и стояла вывернув колени иксом, так что носки ее ботинок почти соприкасались.
— Брайан, я ужасно волнуюсь.
— Почему, Эди? — Сердце загрохотало у него в груди. Боже, как она невероятно прелестна! И как она беззащитна! Непослушная маленькая девочка.
— Можно поговорить с вами?
— Я здесь именно для этого.
— У меня серьезные проблемы, Брайан. Вы должны мне помочь. Я не знаю, как мне быть.
Сью стояла, положив руку на садовую калитку, и с тревогой оглядывала дом Рекса. Занавески на всех окнах были задернуты. Те, что на окне слева, особенно ее волновали. Она знала, что лишь четыре всадника Апокалипсиса помешали бы Рексу сесть за работу над opus magnum [49] в одиннадцать утра, а сейчас был уже час дня. Из трубы не поднимался дымок, сегодняшнее молоко стояло рядом с вчерашним на крыльце. Сливки выпирали замерзшими столбиками из-под красной и серебристой фольги крышек.
49
Великий труд (лат.).