Написано кровью
Шрифт:
Барнаби смотрит в затуманившиеся глаза тюленя. В них нет ни тени упрека, только тихая и оттого такая пронзительная тоска. Он не может этого вынести. Он будет бороться до конца. В этом мире полно воды. Он найдет ее, скоро найдет!
Мостовая меняется. Она становится мягкой, губчатой, прогибается под его ногами, он все сильнее проваливается при каждом шаге. И эта слякоть — холодная. Он чувствует ледяную влажность, пробравшуюся в ботинки. Животное покрывается испариной, у его пасти — серебристая пена. Желтый свет становится совсем бледным.
У Барнаби уже разламывается спина, и вдруг он
Вокруг прыгают деревья, высокие, как телеграфные столбы. В их кронах стрекочут факсы, и вниз падают листы… бумаги. Появляется женщина под черной вуалью. Вернее, она то появляется, то исчезает, носится в воздухе, раскачивается, как на качелях, вуаль развевается. Таинственная серебряная горка превращается в нечто продолговатое, обтекаемое.
Наблюдая за этими совершенно неподвластными ему трансформациями, Барнаби испытывает острое чувство опасности. Но когда метаморфозы завершаются, результат выходит более чем обыкновенный: автомобиль. Бледного жемчужного цвета, полный каких-то теней. Барнаби наклоняется, чтобы заглянуть внутрь, и одна из теней поворачивает к нему улыбающееся лицо. Он тотчас понимает, что нашел Макса Дженнингса.
Через несколько часов Барнаби проснулся. Левая рука его во сне онемела, а на груди сладко посапывал маленький пушистый клубочек. Телефон надрывался, он взял трубку и узнал, что сон его был в руку.
История Лайама
Им просто повезло. Полицейский на мотоцикле, страстный фанат «мерседесов» и счастливый владелец модели 230ТЕ выпуска 1989 года, взял на заметку объявленную в розыск машину. Разъезжая вечером по городку Сент-Джаст, он заметил автомобиль, неспешно двигавшийся в противоположном направлении. В салоне было два человека, за рулем сидел мужчина.
При первой же возможности патрульный развернулся и последовал за машиной, держась на почтительном расстоянии и выжидая. У водителя есть дело в городе или он здесь проездом? Машина поехала по дороге на Боталлак. Полицейский уже хотел связаться по рации с ближайшим постом, как вдруг «мерседес» повернул налево и пропал в узком боковом переулке. Патрульный двинулся за ним, приглушив двигатель.
«Мерседес» припарковался около маленького коттеджа, совсем рядом с яростно грохочущим морем. Мужчина и женщина вышли и стали выгружать из багажника картонные коробки. Ветер трепал длинный шарф женщины, вынуждая то и дело отбрасывать его с лица.
Макс Дженнингс сначала был удивлен (как позже передали Барнаби) неожиданным визитом полиции, затем напуган, когда узнал, зачем пожаловали копы, и явно возмущен тем, что должен вернуться в одно из ближайших к Лондону графств, чтобы ответить на несколько вопросов, вместо того чтобы удовлетворить любопытство стражей порядка на месте, в Корнуолле.
— Все можно было решить гораздо проще, — говорил он в допросной каустонского отделения полиции. — Я мог бы подъехать
— Боюсь, это было невозможно, мистер Дженнингс, — сказал старший инспектор Барнаби. — Дело ведется здесь.
— Я все еще не могу поверить. Как ужасно… — Дженнингс взял пластиковый стаканчик с кофе, сделал глоток и поморщился, давая понять, что недоволен качеством напитка. Затем он глубоко вздохнул, сделал взволнованный жест рукой, словно собирался еще что-то сказать, но вместо этого просто повторил: — Ужасно. Боже, какая страшная смерть…
— Вы уверены, что не знали о случившемся до сегодняшнего дня?
— Я уже говорил вам. В коттедже нет ни телефона, ни радио, ни телевизора.
— Но в машине наверняка есть радио.
— Сегодня мы впервые воспользовались машиной. Еду и все, что нам могло понадобиться, мы привезли с собой. И нам хватило до сегодняшнего утра. Сегодня мы обнаружили, что кончились хлеб и молоко.
На любой вопрос у него находился готовый ответ. Неудивительно: за шесть часов езды можно было все придумать. Не то чтобы утверждения Дженнингса выглядели совсем уж невероятными. Если он добрался в Корнуолл не позднее вечера следующего дня и с тех пор не покупал газет, его удивление могло быть вполне искренним. Конечно, при условии, что он не убивал — в противном случае у него имелось еще больше времени, чтобы заготовить ответы на все вопросы.
Дженнингс открыл темно-зеленый кожаный портсигар, собираясь достать бледно-коричневую, с золотистым ободком сигариллу. Услышав, что в участке не курят, он без всяких препирательств положил портсигар на стол, но вид у него при этом был весьма недовольный. Элегантность портсигара и его содержимого поразили Троя. Гораздо больше, чем подруга Дженнингса, которая сейчас комкала носовой платочек за дверью кабинета. Прямые темно-русые волосы, старомодное пальто из верблюжки, почти не накрашена. Знаменитый писатель мог найти себе и получше. Только и хорошего, что звали ее не Барбара, а Линдси.
— Так что вы хотели у меня узнать? — Макс Дженнингс с легким нетерпением бросил взгляд на наручные часы, такие же стильные, как и прочие его вещи.
— Я хочу, чтобы вы рассказали все, что знаете по этому делу.
— Что ж, тогда это не займет много времени, — пожал плечами Дженнингс. — Абсолютно ничего.
— Похоже, вы были последним, кто видел мистера Хедли живым…
— Предпоследним, старший инспектор. Давайте придерживаться фактов, договорились?
— Я надеюсь, что придерживаться фактов будем мы оба, — парировал Барнаби и получил колючий взгляд в ответ на свою шпильку. — Могу я узнать для начала, когда именно вы покинули «Приют ржанки»?
— «Приют» чего?
— Коттедж мистера Хедли.
— Честно говоря, я не помню. Поздновато уехал.
— Может быть, вы помните точно, когда приехали домой? Тогда мы могли бы вычислить время вашего отъезда.
— В одиннадцать или в двенадцать. Я безнадежен во всем, что касается времени. Спросите кого-нибудь другого.
— Вы ушли последним?
— Насколько я помню, да.
— И в каком состоянии вы оставили мистера Хедли?
— Он был жив и здоров.
— И в хорошем настроении?