Написано лапой и хвостом
Шрифт:
И вот снится мне, будто подползает ко мне та самая змеища, вся такая виноватая и подавленная, и с дрожью в голосе говорит:
– Ой, как же у вас лицо распухло! Боже мой! Боже мой! Что же я наделала! Беда-то какая! – У самой слёзы из опухших глаз капают, по траве катятся. – Извините, пожалуйста, простите ради Бога, я вас нечаянно укусила. У меня это рефлекторно получилось. Машинально. Просто вы мне на хвост наступили, не то чтобы больно… вспылила я, со мной это бывает.
– Да ладно, я сам виноват, – обиженно буркнул я.
– Вам срочно лечиться надо: у меня очень сильный яд. Пойдёмте скорее, я вам травку покажу от моего
Указала она на какой-то кустарник с чёрными ягодками – то ли бузина, то ли похожее на неё – и говорит:
– Вот это самое лучшее противоядие, не сомневайтесь, проверено.
Я попробовал ягоды с кустарника, и сразу мою кислую и опухшую физиономию перекосило. Спешно выплюнул и простонал:
– Горькие какие, невкусные!
– Ну, что поделаешь, – вздохнула гадюка. – Терпите, раз уж так получилось.
Потом ещё всяких трав показала.
– Те ягоды – противоядие, – важно объясняла она. – А вот эта травка – чтобы осложнений на почки не было. Понимаете, мой яд кристаллизуется в почках, и они могут не выдержать, отказать. А вот эти растения – общеукрепляющие, очень полезны для организма, для тонуса.
Змейка вообще очень общительная оказалась. Пока я траву трескал, она болтала без умолку.
– Вы знаете, – шелестела она, – в вас, в собаках, столько любви много, поэтому у вас очень пластичные гены. Вы очень легко можете меняться и улучшаться. Вас даже люди меняют – породы разные развели. Вот вы от волков произошли, а мы, змеи, очень древние животные. Гораздо древнее волков и других животных. Но, к сожалению, за миллионы лет мы практически никак не изменились. Говорят, из-за нашей злобы и косности мышления. Но это не так. Думаю, из-за нашего образа жизни, – вздохнула змея. – Предназначение наше, конечно, нелицеприятное. Дорого оно нам обходится, очень дорого. Хотя мы уже смирились. Видимо, нельзя нам эволюционировать: может что-то ещё хуже получиться. Я вот тоже вредная. С сёстрами совсем не общаюсь. Раньше мы постоянно спорили, всегда ругались, с какой стороны яйцо разбивать.
Мне потихоньку лучше стало, даже аппетит появился. Трескаю траву и удивляюсь, до чего вкусная.
– Вот вы с людьми живёте, а ведь у нас людей никто не любит, – не умолкала змея. – Вред от них большой. А скажите, какие они? Меняются в лучшую сторону?
– У меня хозяин хороший, а про других – трудно сказать…
– Вас разве на цепь никогда не сажали?
Я от обиды чуть не поперхнулся.
– Цепь – это не мой уровень! – важно ответил я.
– Понятно. Знаете, вот если бы я человека укусила, мне бы его нисколечко жалко не было, разве если ребёнок. А вот собак жалко. И кошек – тоже.
– А кошек-то за что? – удивился я. – Вообще-то это вредное животное.
– Может, вы и правы. Они у нас мышей постоянно крадут. Конкуренты. Зато они такие милые…
– Ага, милые, как же!.. Мягко стелют – жёстко спать.
– Ну, люди их за что-то же любят, гладят их! Они так мурлыкают мелодично – прямо заслушаешься. Вот бы меня кто погладил. Хотя… – змея опять понурилась. – Я ведь мурлыкать не умею и в руках себя держать не умею… В руках я ещё агрессивней становлюсь… от испуга больше.
Жалко мне змейку стало, даже какая-то симпатия проклюнулась.
– Просто так никто гладить не будет, – задумчиво сказал я. – Тут шерсть нужна. Лучше когда мягкая и пушистая, а ещё шелковистая и красивая.
– Шерсть бы мне не помешала. Мы змеи постоянно мёрзнем.
– А ещё надо хвостом махать. Хочёшь, научу?
– Зачем? Я же не гремучая змея, я гадюка.
– Всё равно надо. Полезный сигнал, дружественный. Если кто к тебе подойдёт, не надо шипеть, а лучше хвостом помахать.
Змея чуть задумалась и спросила:
– А хозяин ваш хорошо готовит?
– Когда как, иной раз лапы оближешь. Вообще-то меня хозяйка кормит. Из борща мне мясо выкладывают, а сами свеклу и капусту едят.
– А мне совсем немного надо. Неделями могу не есть, а то и месяцами. У нас некоторые змеи всего три раза в год едят. Анаконды, например. Но главное, конечно, чтобы вкусно было.
– Это точно.
– Вы правда на меня не сердитесь? – робко спросила змея.
– Теперь уже нет.
– Ой, я так рада! Вы знаете, на нас, змей, много всякой напраслины наговаривают. Вот сейчас, вы думаете, я случайно к вам во сне пришла? Нет, мы, змеи, всегда так делаем. Люди думают, что животные от болезней сами травки находят, по запаху. Не знаю, как от других заболеваний, а от змеиного укуса – это мы показываем. Мы легко можем через сон с укушенным связаться. А ещё мы гипнозом владеем. Ой! – вдруг опомнилась она. – Заболталась совсем! Вам же лечиться надо! Просыпайтесь скорей!
Тут я и проснулся. Огляделся по сторонам и змеи никакой не обнаружил. Нос ещё больше распух, но хоть какая-то бодрость появилась. Пошёл я те травки и ягоды искать, которые мне змея во сне показала. Что-что, а их я крепко запомнил. Вскоре и кустарник нашёл с чёрными ягодами. Поел их, потом травой закусил – жую и плачу, в общем, кое-как натолкал в себя, вогнав в оторопь желудочно-кишечный тракт. А что поделаешь, жить захочешь, и траву начнёшь есть.
Сразу же сморил меня опять сон, и проспал я десять часов кряду. На этот раз мне, правда, змея не снилась. Привиделась молоденькая овчарочка с другого конца деревни, которая ещё ни разу замужем не была. Зовут её Рада. И вот плачет она, слезами обливается и говорит мне так ласково и с дрожью в голосе:
– Коленька, ты даже не представляешь, как я за тебя испугалась! Я же без тебя жить не смогу! Коляша, ты дороже мне всех на свете! – и дальше всё в том же духе.
Рада долго не могла успокоиться, и я весь сон читал ей стихи. Она слушала с придыханием и не сводила с меня своих влюблённых и восхищённых глаз.
Проснулся уже почти здоровым; чую, на сердце легко и спокойно, мордаха перестала болеть, зачесалась, опухоль чуть спала. Побежал я скорей домой. Ну, думаю, потеряли меня, беспокоятся, места себе не находят. Страшные мысли от себя прочь гонят. Полиция, МЧС, больницы, патологоанатомы, тысячи волонтёров местность прочёсывают. А я подбегу – вот они обрадуются!
Жизнь прожить
Только я лапы в деревню направил, гляжу, плетётся мне навстречу старый алабай – так среднеазиатскую овчарку называют. Кайрата я не то чтобы побаивался – он всю карьеру на цепи просидел, – уважал сильно: могучая собака, ну, совершенный медведь! И вот совсем дряхлый стал, еле лапами передвигает. Пасть раззявил, отдышка, как у астматика, хрипы из груди, язык сбоку болтается.