Наполеон Бонапарт
Шрифт:
Крушение и гибель «великой армии» Наполеона были глубоко закономерны. В. И. Ленин замечательно раскрыл эту диалектику исторического процесса: «…войны великой французской революции начались как национальные и были таковыми. Эти войны были революционны: защита великой революции против коалиции контрреволюционных монархий. А. когда Наполеон создал французскую империю с порабощением целого ряда давно сложившихся, крупных, жизнеспособных, национальных государств Европы, тогда из национальных французских войн получились империалистские, породившие в свою очередь национально-освободительные войны против империализма Наполеона» [1170] .
1170
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 5–6.
Отечественная война 1812 года была первой победоносной национально-освободительной войной, нанесшей решающее поражение наполеоновскому империализму. За Малоярославцем последовало стремительное отступление Наполеона,
1171
Е. В. Тарле. Соч., т. VII; П. А. Жилин. Гибель наполеоновской армии в России, гл. 8—13; L. Madelin. Histoire du Consulat et de l'Empire, t. XII, ch. XIV–XVI.
1172
П. А. Жилин. Гибель наполеоновской армии в России, стр. 269.
«Великая армия» Наполеона была побеждена и разгромлена русской армией, народом России, объединившимся в справедливой войне за освобождение своей родины. Наполеон обольщая себя надеждой, что, как только он перейдет за Неман, военное счастье вернется к нему. То была еще одна ошибка. Он все еще не понимал или, быть может, не хотел понять и признать основной причины своих фатальных просчетов и поражений. Созданный им режим и проводимая им политика насильственного установления французского господства в Европе, кровавые войны и завоевания, попиравшие права и свободу европейских народов, рождали столь могучее противодействие, втягивали в борьбу такие неисчислимые силы национально-освободительного движения, подчинить и обуздать которые он был не в силах. Император Наполеон с презрением говорил о «чувствах», о «сантиментах» — «национальном чувстве», «любви к свободе» и прочих «выдумках идеологов». В России он познал, что представляют собой эти «сантименты», когда они переплавляются в пушки, ружья, сабли и топоры, когда они ведут на бой десятки тысяч вооруженных людей.
Наполеон продолжал наивно считать в числе резервов, которые он сможет привести в движение, прусскую, баварскую, саксонскую армии, армии своих вассалов и союзников. Но едва лишь стало известно о поражении и гибели наполеоновской армии в России, как все изменилось. Еще остатки наполеоновской армии не добежали до Немана, как прусская армия генерала Йорка фон Вартенбурга, находившегося под командованием маршала Макдональда, вышла из повиновения и повернула штыки против французов [1173] . 30 декабря в Таурогене было подписано соглашение о перемирии между прусскими и русскими войсками. Его действительное содержание было неизмеримо большим: то было соглашение о совместной борьбе за освобождение Германии.
1173
Macdonald. Souvenirs. Paris, 1892, p. 182–196.
Все это было только началом. Разгром наполеоновской армии в России должен был стать сигналом к общеевропейскому восстанию угнетенных народов против французского владычества. Наполеон не допускал даже мысли о чем-либо, подобном. В беседах с Коленкуром он высказывал надежду на то, что армия, достигнув Вильно, сумеет здесь остановиться и с помощью подкреплений создать мощный барьер, о который разобьется русская волна. Но был ли он сам в том уверен? Подсознательно его терзали дурные предчувствия. Возможно, что его воображению рисовался уже трагический конец необыкновенной судьбы. В Варшаве он произнес фразу, ставшую знаменитой: «От великого до смешного — только шаг». Позже все ее повторяли. Эти слова были произнесены в запальчивом разговоре с французским послом в Варшаве де Прадтом, вызывавшим крайнее раздражение императора, и польским министром Станиславом Потоцким [1174] . Но когда родилась эта мысль у Наполеона? Как он к ней пришел? И что же или кто же рисовался ему смешным в этой трагической, кровавой истории?
1174
Vitrolles. Memoires, t. I, p. 195; Caulaincourt. Memoires, t. II, p. 271; A. Castelot. Napoleon, p. 501.
***
29-й бюллетень «великой армии», помеченный Молодечно, 3 декабря 1812 года, как ни преуменьшал и ни приукрашивал потери, произвел во Франции и в Европе потрясающее впечатление [1175] . Война против России была крайне непопулярной в стране; всем было непонятно, зачем, ради чего она затеяна. Но пока правительственная печать сообщала о непрерывных победах, с ней как-то мирились, хотя, по свидетельству современников, всех не покидало чувство беспокойства [1176] . 29-й бюллетень раскрыл глаза на действительное положение вещей; в нем не были названы цифры, но во Франции поняли, как велики жертвы. Жены, матери с ужасом спрашивали: кто же в числе погибших? Позже тот же вопрос звучал иначе: кто же остался живым? Тибодо, прочитав опубликованный в «Moniteur» бюллетень [1177] , воскликнул: «Вот, все мои предчувствия сбылись! Эта кампания станет роковой для империи, гибельной для Франции» [1178] . Так думали многие. В зловещем свете сообщаемых печатью страшных фактов отступления армии особенно странной казалась заключительная фраза бюллетеня: «Здоровье Его величества никогда не было лучшим» [1179] .
1175
Corr., t. 24, N 19365, p. 325–329.
1176
Lavallette. Memoires, p. 272–274; A. C. Thibaudeau. Memoires, p. 318–329.
1177
«Moniteur», 16 decembre 1812.
1178
A. C. Thibaudeau. Memoires, p. 322.
1179
Corr., t. 24, p. 329.
Наполеон испытал уже однажды горечь мучительного отступления. Тринадцать лет назад вслед за блистательными победами в Египте и Сирии он вынужден был возвращаться после неудачи под Сен-Жан д'Акром по выжженной солнцем, страшной дороге сирийской пустыни. Все повторялось. Тогда было только беспощадно палящее солнце и пески, теперь — холод и снег. Он помнил рождавший ужас пронзительный клекот огромных птиц, кружившихся над отступающей армией. Теперь в его ушах не умолкал вороний грай, и, оглядываясь, он видел сотни черных птиц, круживших над растянувшейся длинной, нестройной цепочкой армией в ожиданий добычи. Все, все повторялось. Молча шагая в тяжелой медвежьей шубе, в меховой шапке по промерзшей земле, окруженной лесами, он, как тогда, тринадцать лет назад, уже приходил к мысли о том, что надо скорее бросать эту обреченную армию; надо, не медля ни дня, ни часа, уходить.
Правда, тогда он был молод, и жизнь была впереди, и он так много от нее ожидал. Теперь груз сорока трех лет и осуществленных желаний казался ему уже тяжелым. Он мечтал о покое, о тишине, о мире. Иллюзий больше не было, мечтаниям положен предел, пришла пора черных дум. Наедине с самим собой вряд ли он мог умалять огромность понесенного поражения. То был не Байлен; было проиграно не сражение — была проиграна война. Нетрудно было подсчитать все фатальные последствия проигрыша. Но еще можно внушать страх. Лев получил тяжелые ранения, но он не мертв, он еще сохранил силы, и он опасен. Берегитесь!
В этом был смысл последней фразы 29-го бюллетеня, показавшейся современникам столь мало уместной и странной То было предостережение.
Через два дня после обнародования 29-го бюллетеня, 5 декабря, Наполеон в сопровождении Коленкура умчался в Париж, оставив армию на Мюрата [1180] . В карете, затем в санях, затем снова на колесах он мчался, все увеличивая скорость, без эскорта, без охраны, инкогнито, под именем графа Коленкура, через Польшу, Пруссию, Саксонию, через всю Европу. То было путешествие на грани риска. Опасность была действительно велика. Выезжая 5 декабря из Сморгони, Наполеон не знал, что в этот же день Ошмяны, через которые он должен был проехать, были заняты отрядом Сеславина. Правда, дивизия Луазона вытеснила Сеславина из Ошмян, но его отряд расположился бивуаком слева, непосредственно у главной дороги. Под покровом темноты — уже было за полночь — экипаж Наполеона промчался незамеченным. Но опасность попасть в руки русского отряда была вполне реальной [1181] .
1180
В выборе главнокомандующего сказалось то же монархическое перерождение Бонапарта. В 1799 году он оставил египетскую армию самому способному из генералов — Клеберу. В 1812 году он поручил ее не Даву, наиболее крупному полководцу, даже не Евгению Богарне, а старшему по монархической иерархии — королю Неаполитанскому — Мюрату. Впрочем, ни Даву, ни Евгений, как и Мюрат, уже ничего не могли изменить.
1181
Fain. Manuscrit de mil huit cent treize…, t. 1. Paris, 1824, p. 3.
Когда позже Наполеон проезжал через Дрезден, он также не подозревал, что там была подготовлена группа, которая должна была захватить его при проезде через город [1182] . Быстрота, с которой он ехал, обеспечила успех рискованного путешествия. Ему удалось миновать беспрепятственно все расставленные западни.
Как всегда в часы опасности, он испытывал прилив душевных сил, приподнятое состояние духа. На перегоне между Познанью и Глогау было много снега; пришлось снова ехать в санях; спать было неудобно, и он вел неторопливую беседу о вопросах, не относящихся к постигшей его катастрофе, трагическому положению армии, — он говорил о достоинствах Камбасереса, о пороках и преступлениях Фуше.
1182
Ibid., p. 2.