Наполеон и женщины
Шрифт:
Мария обезумела от радости при мысли, что ее самопожертвование все-таки принесет пользу.
Но увы! Через несколько дней Наполеон объявил, что он покидает Варшаву.
Маленькая полька снова упала в обморок. Послушаем ее:
"Я была совершенно ошеломлена, когда Его Величество, едва войдя ко мне, сказал:
— Мария, завтра я уезжаю. На меня возложена высокая ответственность. Я призван предотвратить потрясения, угрожающие моим народам".
Она разразилась рыданиями, поняв, что он уезжает, ничего не сделав
— Что будет со мной, Боже Великий!
— Ты приедешь в Париж, моя добрая Мария. Пока тебя будет здесь опекать мой честный Дюрок. Он будет блюсти твои интересы. Ты обратишься к нему в любом случае, когда тебе понадобится, он исполнит любое твое желание, если только ты не потребуешь невозможного.
Потрясенная до глубины души, Мария повторила ему, что у нее лишь одно желание: чтобы он вернул ей родину.
— Никакие сокровища мира не возродят моего самоуважения. Пока Польша не будет восстановлена, я буду жить затворницей в деревне…
Он стал нежнее:
— Нет, нет, Мария, так не будет. Я знаю, что ты можешь жить без меня. Я знаю, что не покорил твоего сердца. Ты не любишь меня, Мария! Я это знаю, потому что ты искренняя, безыскусная, — этим ты меня пленила, как ни одна из женщин. Но ты добра и нежна, твое сердце полно благородства и чистоты. Ты не захочешь лишить меня нескольких мгновений блаженства, которые я хочу ежедневно испытывать с тобой! Ах, Мария, только с тобой, ни с кем более! С тобой я буду счастливейшим на свете…
И он улыбнулся «так горестно, так печально», что, охваченная жалостью, она бросилась в его объятия и обещала ждать его, где он пожелает.
На следующий день он присоединился к своей армии, а она отправилась в Вену, где французский посол принял ее на свое попечение,
7 февраля французские и русские войска встретились в кровопролитной битве в долине Эйлау. Когда пала ночь, не было ни победителей, ни побежденных, а только группы обезумевших одичавших людей, бродивших среди трупов. На следующее утро русские отступили, и Наполеон решил, что победа принадлежит французам. Сидя на каком-то барабане, он сразу написал письмо Марии:
— "Мой нежный друг, мы победили.
Мое сердце — с тобой. Если бы это зависело только от него, ты уже была бы гражданкой свободной страны. Страдаешь ли ты от разлуки, как страдаю я? Верю в это… Я хочу, чтобы ты вернулась в Варшаву или в свой замок — ты слишком далеко от меня.
Люби меня, моя нежная Мария, и верь в своего
Н."
После этого он написал письмецо, полное горячей любви, Жозефине, которая ждала его в Париже.
Мария Валевская, лишенная возможности вновь увидеть Наполеона, чары которого уже проникли в ее кровь, вернулась в Польшу и три недели прожила у своей матери.
В конце февраля она уже испытывала острую тоску по «контакту с императором». Проведя еще несколько холодных ночей в мечтах о его страстных объятиях, она мгновенно надела медвежью шубу, прикрыла высокую прическу меховой шапкой, прыгнула в сани и велела отвезти себя в замок Финкенштейн, где император решил провести зиму. Там они провели три нежных и восхитительных медовых месяца.
Мария словно императрица сидела рядом с Наполеоном на торжественных обедах, где присутствовали Мюрат, Бертье, Дюрок, послы, иностранные принцы. Во время этих обедов Наполеон разговаривал с Марией на изобретенном им тайном языке жестов: то, к удивлению дипломатов, засовывая палец в ноздрю, то закрывая глаз или двигая ушами. Живость его мимики забавляла и очаровывала юную графиню, которая быстро научилась расшифровывать этот «тайный телеграф».
Когда гости удалялись, император привлекал Марию на канапе, обнимал и вел себя так же нежно, как во времена любви к Жозефине.
Свидетельством большой страсти была нестандартность комплиментов, которые он ей делал; вот один из них, который сообщает нам без комментариев строгий Фредерик Массон:
— «Для всех я — могучий дуб, и только для тебя — желудь…»
Выразив свою любовь в изысканных словах, Наполеон набрасывался на Марию столь стремительно, что дело заканчивалось иногда на ковре гостиной…
После чего, слегка усталый от этих упражнений, он выходил во двор, чтобы с азартом бриеннского школьника сыграть с солдатами в кегли.
Не часто в своей жизни Наполеон переживал такие счастливые дни, как в Финкенштейне. Впервые в жизни рядом с ним была женщина нежная, любящая, покорная, искренняя, чистосердечная и не кокетка.
Только одно было ему не по душе: темные туалеты Марии.
— Почему ты в черном? — спросил он однажды с гримасой, притворяясь, что хочет разорвать ей юбку. — Ты же знаешь, что я люблю яркие цвета.
Она отвечала с неприступной миной:
— Полька должна носить траур по своей родине. Когда ты восстановишь Польшу, я всегда буду в розовом.
Он улыбался:
— Потерпи. Весной я начну действия против России.
Сезон действительно был неблагоприятным для военных действий. Иногда бушевали вьюги и замок становился неприступным; термометр показывал 30° ниже нуля.
В ожидании весенних цветочков солдаты Великой Армии коротали время, играя в карты и распевая фривольные песенки. В замке Финкенштейн было холодно, хотя в каминах пылали огромные поленья.
Поэтому любовники проводили много времени в постели, согреваясь любовными шалостями.