Наполеон и женщины
Шрифт:
— Почему Вы сюда приехать?
— Император! — веско сказал Кон стан, показывая на придворную карету. Он доставил молодую особу во дворец, провел к императору и оставил ее там.
Хотя они не могли беседовать, молодая девушка задержалась до утра, — пишет Констан. — Утром Наполеон позвал меня, — пишет он далее, — и велел принести 4000 франков, которые сам вручил юной немочке. Когда ее увезли домой, Наполеон рассказал мне, что из ее восклицаний ночью он понял только два: «Дас ист мизерабль!» (Это ужасно!) и «Дас ист гут!» (Это отлично)"!. Это было резюме «беседы»
Через несколько дней Наполеон ринулся в Польшу, которую 10 лет назад разделили между собой пруссаки и австрийцы. Наполеон явился как освободитель.
31 декабря, остановившись в Пултуске, он получил счастливое известие. Каролина сообщала ему, что у Элеоноры, на две недели раньше срока, родился мальчик.
Ребенок был записан в мэрии как сын неизвестного отца. Мечтая дать ему имя Наполеона, Элеонора окрестила его «Леоном» — имя могло звучать как уменьшительное.
Император отправил ей нежное письмо, послал деньги, драгоценности, произведения искусства.
Молодая женщина почувствовала себя императрицей. Послушаем Ревеля: «После рождения Леона власть Элеоноры стала безграничной. Бонапарт выполнял все ее желания. Выучка мадам Кампан дала себя знать в решении Элеоноры отделаться от матери. Мадам ла Плэнь была арестована и посажена в Магделоннет. Потом, по приказу министра полиции, ее должны были депортировать. Элеонора царила во всем, и если бы не сопротивление со стороны семьи Бонапартов, император разделил бы с ней корону».
Еще не осознав этого, Жозефина стала просто тенью.
Никакие предосторожности не помогли, и парижане очень скоро узнали, что на улице Виктуар родился «полуорленок». Эту новость обсуждали по вечерам в каждом доме Парижа весьма оживленно, хотя приходилось говорить шепотом, так как имперская полиция удвоила свою бдительность.
Объектом шуток стало имя ребенка, которое особенно позабавило парижан. Насмешливые куплеты анонимного автора распространились по городу «с быстротой молнии». Вот отрывок из этой «Песенки о Леоне»:
Ходят слухи, что властитель
Сына захотел —
Сына заимел.
Ах, какая радость!
Но верны ли слухи?
Леон, Леон!
Верить ли нам, верить ли нам
Слухам, слухам?
Мы должны поверить,
Что властитель славный
Наконец в отцовстве
Тоже преуспел.
Леон, Леон!
Верить ли нам, верить ли нам
Слухам, слухам?
Ходят слухи,
Что
Всякими дарами сына наделил,
Да к тому же имени славного кусочек
Нотариальным актом
За крошкой утвердил —
Леон, Леон!
Верить ли нам, верить ли нам
Слухам, слухам?
Бедненький малютка
С половинкой имени.
— Ах, слухи, слухи.
Верить ли им, верить ли им?
Все без устали твердят,
Что это достоверно,
Что на улице Победы
Прелестный бастард родился,
Царственный отпрыск.
Ах, как интересно!
Но верить ли нам, верить ли нам
Слухам, слухам?
Леон, Леон!
Верить ли, скажите?
ВО ИМЯ СПАСЕНИЯ ПОЛЬШИ НАПОЛЕОНУ ПРЕПОДНЕСЕНА В ДАР МАРИЯ ВАЛЕВСКАЯ
«Маленькие подарки способствуют добрым отношениям».
В то время как непочтительные парижане распевали песенку о рождении Леона, Наполеон находился на подступах к Варшаве.
Как я уже говорил, Польша к этому моменту уже 13 лет как прекратила свое существование — на карте мира не было этой страны. Она была поделена между Пруссией, Россией и Австрией.
Прибытие императора польские патриоты встретили с необычайным энтузиазмом. Поляки вывешивали национальные флаги, свято сохранявшиеся ими все эти годы, надевали национальные костюмы и формы польской армии, радостно обнимались, пели еще недавно запрещенные песни и бешено отплясывали польку. Все считали, что Наполеон воскресит Польшу с такой же легкостью, как победил Пруссию.
"Увидев его, — пишет Бэнвилль, — общаясь с ним, окружая его, восхищаясь им искренне и невольно льстя, они через непосредственную близость к императору ощутили близость к Франции, о которой прежде поляки говорили, что «до нее далеко, как до Неба высоко». Их опьянили надежды на то, что несправедливость, постигшая Польшу, рассеется как дым, станет темным, но прочно забытым эпизодом их истории.
Наполеон не остался нечувствительным к их патриотизму, их рыцарству, их энтузиазму
Историк добавляет вескую деталь: "К тому же он не был нечувствителен и к редкостной красоте долек.