Наполеон Великий. Том 1. Гражданин Бонапарт

Саратовское Поволжье всегда было краем работящего и свободолюбивого народа. Издревле сюда, в бескрайние степные просторы от барина, от кнута и крепостного намордника бежали тысячи холопов и крестьян, здесь в тайных скитах укрывались от «слуг антихристовых» раскольники, осваивали «дикую степь» и защищали хлебопашцев от набегов кочевников вольные казаки. Со временем Саратовское Поволжье стало житницей России. Потомки беглых и «гулящих» насельников обустроили и обогатили край тяжким трудом, но характер и нрав своих предков – вольнолюбивый, честный и прямой – сохранили.

В степях Саратовского Левобережья на правом берегу реки Большой Узень в сорока километрах от города Ершова расположено село Новорепное. Здесь 19 декабря 1931 года у Алексея Васильевича и Пелагеи Евдокимовны Троицких и родился сын Николай – будущий известный историк. Коллективизация и недород начала 1930-х годов оставили о себе страшную

память в истории страны. Частушка – эта образная, яркая и гротескная форма коллективной памяти народа – так свидетельствует о лихолетье той поры: «В тридцать третьем году всю поели лебеду. Руки, ноги опухали, умирали на ходу». Беда не обошла и семью Троицких. К угрозе голодной смерти прибавилась и другая напасть: половодье буквально смыло их глинобитный домишко. Николай Алексеевич сохранил смутное воспоминание о первом в своей жизни «путешествии». В 1933 году Алексей Васильевич, спасая домочадцев от неминуемой гибели [1] , вывез семью в Астрахань, к дальним родственникам. Два года спустя Троицкие вернулись на малую родину. Здесь и прошли детство, отрочество, юность будущего ученого.

В довоенное время Новорепное, затерянный в степях районный центр, все же имел свой кинозал в местном Доме культуры, библиотеку, среднюю и две начальные школы. Сохранялась в глубинке, несмотря на такое «благо цивилизации», как сельский клуб, любимая народная забава: кулачные бои. В свободное время сходились «добры молодцы» стенка на стенку. Дрались, по ироническому замечанию Николая Алексеевича, «культурно», «до первой крови», без всякой злости, чтобы лишь померяться силой и удалью. На войну «добры молодцы» «почти все ушли добровольцами, и ни один не вернулся»… [2]

Исключительное влияние на личность будущего историка оказал его отец, человек открытый и жизнерадостный. Николай Алексеевич вспоминал, что тот «был малограмотным, четыре класса школы, но мечтал, чтобы я был “грамотеем”, он мне книги покупал, сказки рассказывал, читал, когда я еще совсем маленьким был». Так что в сентябре 1939 года «в первый класс средней школы я поступил подготовленным», – написал в своих мемуарах Николай Алексеевич [3] . Его мама Пелагея Евдокимовна, целиком погруженная в быт, заниматься образованием сына предоставила мужу.

22 июня 1941-го мирная жизнь оборвалась на долгие четыре года. Великая Отечественная война принесла Троицким не только нужду, существование впроголодь и тяжкий труд, но и страшную, невосполнимую потерю: в 1942 году в боях за Северный Кавказ погиб Алексей Васильевич Троицкий, так и не успев порадоваться успехам сына [4] . Памяти отца Н. А. Троицкий посвятит одну из лучших своих книг «Безумство храбрых» [5] . Для Николая Алексеевича смерть отца стала первой, но, увы, не последней утратой. Смерть злым роком преследовала его всю жизнь, унося с собой одного за другим любимых, родных и близких людей…

Предвоенные годы в советской деревне не были сытными и безбедными. Однако для Николая трудности окупались свойственным юности оптимизмом и желанием учиться. Из всех школьных предметов он особо любил словесность, сделавшись на всю жизнь страстным книгочеем, и, конечно, историю. Круг чтения Николая Алексеевича отличался необычайной широтой (благо в селе была хорошая библиотека): романы В. Скотта, В. Гюго, А. Дюма, А. Н. Толстого, произведения И. С. Тургенева, М. Ю. Лермонтова. Все, что могли дать школьная и сельская библиотеки, было проштудировано. Вот лишь один штрих к биографии ученого: уже поступив на исторический факультет, он первым делом бросился в университетскую библиотеку дочитать «Отверженных» Виктора Гюго – в экземпляре его районной библиотеки не хватало последних страниц [6] . В годы юности он прочел классические труды Е. В. Тарле о Наполеоне и Отечественной войне 1812 года, изданные накануне Второй мировой. Именно Тарле навсегда остался для Николая Алексеевича эталоном историка, а его работы – непревзойденным образцом сочетания яркого повествования с глубиной анализа.

В годы военного лихолетья Николай Алексеевич помогал матери и каждое лето до темна трудился на сельхозработах. Воспитанная с детства привычка к труду стала залогом будущих успехов ученого. Николай Алексеевич помнил имена и фамилии каждого из своих одноклассников, бережно хранил пожелтевшую фотографию выпускников 1949 года Новорепинской средней школы № 1 и, показывая ее друзьям и коллегам, с гордостью говорил: «Все мы, дети войны, получили высшее образование и разлетелись кто куда». Однако только один из них – Н. А. Троицкий – выбрал путь историка и поступил на исторический факультет Саратовского государственного университета. «Я ни разу не пожалел о сделанном выборе», – говорил Николай Алексеевич незадолго до смерти.

1 сентября 1949 года Николай Алексеевич впервые вступил в стены классического, как теперь принято говорить, Саратовского государственного университета. С Саратовом будут связаны лучшие годы его жизни, все победы и беды, счастье и трагедии.

После страшной войны студенческая молодежь увлеченно стремилась к знаниям, жила небогато, но дружно и весело. Для многих, включая и Николая Алексеевича, Саратов был первым в жизни крупным культурным городом. Саратовские театры, музеи, консерватория были переполнены молодежью. Не пропускал ни одной сколько-нибудь значимой премьеры и студент Троицкий, но более всего манила его богатейшая Научная библиотека Саратовского университета, в которой он буквально пропадал (порой пренебрегая лекциями и семинарами), часами просиживая в читальном зале.

Организованный и целеустремленный, Николай Алексеевич уже на первом курсе точно определил хронологический и тематический круг своих научных интересов: Россия XIX века, наполеоновские войны. Чтобы читать в оригинале источники и литературу, изучал французский язык. Увы, когда подошло время писать дипломную работу, на кафедре истории Нового времени будущему профессору предметно объяснили, что на факультете нет специалистов по истории наполеоновских войн, и вообще надо писать не о войнах, а о борьбе за мир во всем мире [7] . Конечно, Николай Алексеевич был огорчен этим обстоятельством. Однако, написав дипломную работу на предложенную научным руководителем тему, не отказался от мечты изучать наполеоновскую эпоху. Сказалось то качество, которое М. В. Ломоносов называл «благородной упрямкой», иными словами, умение преодолевать препятствия для достижения поставленной цели. Много лет спустя, будучи уже известным исследователем, Троицкий с блеском реализует юношескую мечту в целой серии работ о событиях Отечественной войны 1812 года, Наполеоне и его маршалах, императоре Александре I и М. И. Кутузове [8] .

По окончании университета, отработав положенные три года в сельской школе, Николай Алексеевич летом 1957 года приехал в Москву и, сдав на отлично все экзамены, выиграл конкурсную борьбу за единственное место в аспирантуре Московского государственного педагогического института. В те годы там работали немало известных ученых: И. И. Минц, А. Л. Нарочницкий, М. А. Барг, Э. Н. Бурджалов, В. Н. Бочкарев и многие другие. У каждого из них Николай Алексеевич стремился взять что-то обогащающее потенциал историка, но оставался верен избранной еще в студенчестве эпохе – XIX веку. Предметом исследования в кандидатской диссертации под руководством профессора П. И. Кабанова он выбрал «кружок чайковцев» – заметную, но практически не изученную в то время исследователями народническую организацию. В выборе темы диссертации и научного направления в целом сказалась природная интуиция Николая Алексеевича. Снятие сталинского запрета на изучение русского народничества открывало широкие перспективы для молодого ученого. Аспирантуру Н. А. Троицкий окончил с готовой и рекомендованной к защите кандидатской. Однако самой защиты пришлось ждать три года, пока в журнале «История СССР» (с четырехлетним запозданием) не вышла необходимая для защиты статья [9] .