Наполеон. Последняя любовь
Шрифт:
— В них удобно?
— Да, так мне сказали.
Одежда Наполеона прилипла к телу, он погибал от жары. Он подошел к окну и содрогнулся, когда увидел, как модные брюки развеваются вокруг ног.
— Маршан, они просто ужасны, но, возможно, они больше подходят к климату этого страшного острова. Вам когда-нибудь хотелось их надеть?
Слуга заколебался, а потом ответил:
— Да, Ваше Величество, но я не мог себе это позволить.
Наполеон отвернулся от окна.
— Купите себе пару брюк и наденьте, а потом мне все доложите.
Маршан позже
— Ваше Величество, должен вам честно признаться, в них удобно и очень прохладно.
Император глубоко вздохнул:
— Достань для меня пару брюк, а пиджаки, которые они носят, они тоже из хлопка?
— Вы правы, сир.
— Тогда купи для меня и пиджак. И эти широкополые шляпы… Их изготавливают из соломы?
— Да, сир.
— Они такие уродливые и вульгарные. Но они защищают от солнца?
— Да, сир.
— Мне придется смириться, купи мне брюки, пиджак и эту страшную шляпу.
Этот разговор в конце концов привел к случаю, который Наполеон с удовольствием бы избежал. Ему пришлось пережить одну из самых драматических ситуаций; он был в мешковатых хлопковых брюках, а на голове у него была широкополая шляпа из соломки. В Париже его никто бы не узнал. Если бы он посмел в таком виде подойти к воротам Лувра, караульные отогнали бы его концами острых пик.
Он стоял у наковальни в углу конюшни и смотрел, как Аршамбо подковывал коня. Потом император оглянулся и увидел, как Бертран вышел из дома с подзорной трубой, чтобы понаблюдать за окрестностями и горизонтом. Было что-то такое в поведении маршала, что заставило императора повнимательнее приглядеться к нему.
Почему он вдруг закинул подзорную трубу за плечо? И почему он стоит под палящим солнцем, не надев шляпы?
Наполеон не стал долго раздумывать, и его реакция была быстрой и инстинктивной. Он ничем не выдал себя и не побежал за собственной подзорной трубой.
Он понимал, что окружающим это может показаться подозрительным. Император твердым шагом зашагал к калитке, разделяющей два поместья, и отогнал караульных, когда они приблизились к нему с обнаженными штыками.
— Господин маршал, мне необходимо с вами поговорить. Это неспешно. Приходите ко мне через четверть часа. И не забудьте, Бога ради, надеть шляпу. У вас макушка вся красная, и вы вспотели. Вы что хотите заработать солнечный удар?
Когда Бертран прибыл в Лонгвуд, в глазах его стояли слезы. Сердце у Наполеона сильно забилось, несмотря на то, что он пытался сохранить спокойствие. Он посчитал, что это добрый признак.
— Я не ошибся?
— Вы правы, сир.
Маршал сдерживал слезы, но Наполеона волновало то, как он побледнел и постоянно облизывал сохнущие губы.
— Бертран, мы должны спокойно вести себя. Бога ради, ведите себя так, будто мы обсуждаем стоимость баранины. Вам известно, что среди нашей свиты также имеются шпионы, и как только вы выйдете на улицу, караульные станут за вами внимательно наблюдать.
Наполеон с невозмутимым видом положил руки в карманы.
— Наше
— Да, сир. Оно великолепно и главная мачта у него покосилась. Паруса пока еще находятся на этой мачте.
— Вы можете разобрать название судна?
— Нет, сир. Судно сильно волнуется и колышется от порывов ветра.
— Но вы уверены, Бертран?
— Совершенно, сир, — маршал покачнулся и сказал. — Мы не можем сесть? Боюсь упасть.
— Я готов приказать подать вам вина, но это вызовет излишнее любопытство.
Они уселись в тени дерева в саду. Бертран вытащил красивый шелковый платок и вытер пот со лба. Дыхание у него было быстрым и неровным.
— Отдохните немного, маршал. Мы ждали два года, несколько минут ничего не меняют.
Наполеон держался на удивление спокойно, но если бы кто-то взглянул ему в глаза, то сразу увидел, что зрачки глаз стали огромными. Когда он заговорил, то жесты его были твердыми и сдержанными.
— Все готово, — тихо сказал он. — Много раз я проверял все детали и пытался предусмотреть неожиданности. Я сейчас так уверен, как никогда не был уверен накануне важной битвы.
Бертран постепенно приходил в себя.
— Да, сир. Каждый день я тоже обдумывал детали и не нашел там никаких погрешностей.
— Существует только одна опасность. Этот человек Роберо знаком с моей манерой держаться, и он изучил мои привычки настолько, что может обмануть самую подозрительную личность. Но ему не знакомы здешние люди. Бертран, вам придется ему сообщить эти сведения, потому что, если пожелает Бог, я буду на пути в Рио.
Несколько дней его не должен никто видеть. Можно будет это объяснить тем, что после падения в овраг он себя неважно чувствует. Новый доктор ничего не станет подозревать, поэтому пусть он навещает «императора». Вы должны быть поблизости, если к нему пожалует кто-то другой. Даже Монтолоны и мадам Бертран… А в остальное время вы должны все ему рассказывать и объяснять.
Люди, которые мне нравятся, или наоборот. Что нужно говорить тому или иному человеку. Кто он на самом деле, надо скрывать как можно дольше… не меньше месяца. К тому времени до меня не дотянется Британский флот и будет неважно, если они найдут в гнезде кукушку.
Спокойствие медленно, но верно покидало Наполеона, на щеках появились яркие пятна румянца. Глаза начали сверкать, как это бывало перед началом важного сражения. Он крепко ухватился за подлокотник кресла, и косточки пальцев побелели от напряжения.
— Семейство Бэлкум тоже ничего не должно знать. Даже Бетси-и. Она умненькая и сразу узнает подмену. Я оставлю у вас письмо для нее, будьте с ним очень осторожным. Мне кажется, что вам стоит подождать несколько дней.
Потом воцарилась тишина. Бертран немного пришел в себя, но в голове у него клубились разные мысли.
— Господи, смогу ли я хорошо сыграть мою роль? Так много зависит от меня!
Наполеон медленно поднялся:
— Маршал, нам лучше сейчас расстаться. В соответствии с планом люди с судна будут в лавке…