Я на экран тогда смотрела, чуть не плача,Какой же голос! А одежда! А лицо!Хоть жизнь моя – одна сплошная неудача,Должно же все же повезти в конце концов!!!Что человек – кузнец, я слышала так часто,И сам себе он все что хочет накует.Я начала ковать немедленное счастье,И билось сердце громким молотом мое.Я написала: Дорогая передача!Потом – спасибо,
и немного о себе,Потом – простите, что я ваше время трачу,И попросила скорой помощи в судьбе.А на отдельном бледно-розовом листочкеЯ композитору писала самому:Вы мой кумир, моя судьба… и многоточье…Без вас на свете жить мне просто ни к чему.Потом добавила, что он мой светлый лучик,Про царство темное, конечно, ни гу-гу.Как хорошо, что нас чему-то в школе учатИ перед ним блеснуть я знаньями могу.Я расписалась – про Онегина с Татьяной,И про Герасима и бедную Муму,Про то, что музыка на сердце лечит раны,Я намекнула тоже богу моему.Полюбовалась я на свой красивый почерк,Решила твердо – надоело мне страдать.Конверт заклеила – лети, мой голубочек,Поцеловала и ответа стала ждать.Я в парикмахерский салон пошла с получки,Решила химию я сделать для него.К его приезду надо ж выглядеть получше,Хоть и без химии я тоже ничего.Подшила юбку, чтоб коленки стало видно,Купила клипсы голубые, под глаза.И так за жизнь свою мне сделалось обидно,Что накатилась, тушь размазавши, слеза.Однажды вижу – мой любимый на экране,И вдруг блондиночка цветы ему дает.Куда полезла эта дура, он же занят?!Ко мне приедет он, как только все споет.Но потянулись дни и долгие недели,Слетели листья все и снегу намело,И я подумала однажды: неужелиМое письмо так до него и не дошло?Уже всю химию мне срезал парикмахер,Резинкой черненькой я хвостик собрала.Давно пора бы мне послать все это… к черту,А я сидела и, как дурочка, ждала.Смотрю, законный мой чего-то заподозрил,Не знаю, что он мог заметить с пьяных глаз?Пришел однажды и дает мне в руку розы,Пять лет живем мы, а такое в первый раз.Потом он спать пошел, а я включила телек,Шипом от розы укололась и реву.Глотаю слезы – неужели, неужелиТак без него весь бабий век я проживу?Летели
дни, а он все реже на экране,То в День милиции, то где-то в «Огоньке».Вдруг стало легче чуть моей сердечной ране,И я устала жить в печали и тоске.Прости-прощай, моя любовь, мой композитор!Душа еще чуть-чуть поноет и пройдет.Ведь ты ж мужик, а мужики все – паразиты,И мой сейчас, небось, подвыпивши, придет.
Сбитый летчик
Умелым летчиком был ты,А я боялась высоты,Но замирала в облаках,Про все забыв в твоих руках.Луна катилась в вышине,И ты шептал на ухо мне,Что будем вместе мы всегда,Но я не верила тогда.Короче, точка.В блокноте строчка —Как ошибалась я, мой малыш.Ты – сбитый летчик,Ты – сбитый летчикИ больше в небо не улетишь.Короче, точка.Прошла та ночка.Теперь на сердцеПокой и тишь.Ты – сбитый летчик,Ты – сбитый летчикИ больше в небо не улетишь!Совет мой будет очень прост —Ты не считай на небе звезд,А на земле твои следы —Лишь путь от счастья до беды.Зачем же снится мне опять,Что учишь ты меня летать?И, просыпаясь, я боюсь,Что снова с облака сорвусь.
Не летай выше облаков
(фрагмент автобиографической прозы)
Было это не так уж и давно, но и не так уж и недавно. Многие еще помнят время, когда в магазинах не было ни вещей, ни продуктов. Зато в бесплатных городских туалетах можно было прикупить все, что хочешь, – от импортного свитерка до солнечных очков. Правда, был страх – как нагрянет милиция, как заберет всех – кто продает и кто покупает.
В общем, мечтой каждого москвича были валютные «Березки». Окна этих магазинов были плотно зашторены, и тем, у кого не было бумажек, странно называвшихся сертификатами, узнать, что же продается в этом зашторенном раю, было невозможно.
У меня была подружка Люська, а у Люськи эти сертификаты откуда-то были. Иногда она брала меня с собой за покупками. Я никогда не была особенно завистливой, но импортную кофточку, конечно, ужасно хотелось. Да что там кофточку, хотелось всего на свете, потому что ничего тогда у меня не было.
В нашей с Люськой школе обучали машинописи и стенографии, я уже умела очень быстро и грамотно печатать и устроилась работать машинисткой в редакцию толстого литературного журнала.
Каждое утро я приходила в машбюро. Начальница Варвара Васильевна уже резала ломтиками антоновское яблочко, заливала его кипяточком и пила этот кисленький напиток, чтобы после вчерашней серьезной выпивки голова не болела. Себе на перепечатку Варвара обычно брала стихи – там строчки коротенькие. А мне давала романы без абзацев.
