Направленный взрыв
Шрифт:
— И это еще не все, господа, — протянул он. — Бумажка эта, пока я к вам добирался, уже успела морально устареть, так что придется переписывать по новой. Есть еще кое-какие любопытные новости. Я зашел по пути к нашему Семену Семеновичу Моисееву, и он одарил меня двумя бумагами, которые вам и представляю.
Эти бумаги оказались актами технической и почерковедческой экспертиз. Костя Меркулов взял листы, просмотрел их и хмыкнул.
А я вертел в руках фотографии Александра Самохина, снятого в обнимку с Ельциным и Зиной.
— Вот что, господа хорошие.
Я взял у Меркулова бумаги, заглянул в них: «…позволяет нам квалифицировать по совокупности частных признаков папиллярных узоров следов пальцев как принадлежащие одному и тому же лицу…» Иными словами, на мерседесовских ключах и в квартире генерала-нумизмата Сельдина пото-жировые следы пальцев были оставлены одним и тем же лицом, а именно Самохиным Александром.
Самохин и убийца Сельдина, возможно, — одно и то же лицо. Очень возможно, но, несмотря на следы пальцев, пока еще не доказано; Самохин как друг Сельдина, естественно, не раз бывал в квартире и до убийства…
От новых известий, брошенных в следственную копилку, я вдруг повеселел:
— Ну что, едем?! Все готовы?
— Да, едем, — качнул головой Меркулов и протянул мне в полиэтиленовом пластике маленький обрывок бумаги. — Полюбопытствуй…
У меня мороз пробежал по коже, потому что я узнал руку Татьяны Холод. На записке значилось: «…Он скажет по телефону „Дрезден + вокзал + № + код Х911“».
«Дипломат» она получила на вокзале. Впрочем, подобная версия возникла у меня одной из первых, еще несколько дней назад…
Я поднялся, вернул Меркулову пластик с запиской:
— Хорошо, если это все. Предлагаю не терять времени.
Через несколько минут мы уже выезжали на Садовое кольцо.
В машине я доложил Меркулову и Грязнову о сегодняшней встрече с пенсионером Левченко на Ваганьковском кладбище. Костя и Грязнов согласились, что придется слегка прощупать эту неформальную организацию пенсионеров «Коммунисты, вперед!».
Мы стояли перед закрытой дверью в квартиру Самохина. Пока Левин на улице и в подъезде дома искал понятых, Грязнов внимательно изучал замок, который ему предстояло открыть.
— Может быть, пока не пришли понятые, спустимся вниз, к Сельдину? — предложил я Меркулову.
Он согласился. Мы, не дожидаясь лифта, спустились по черной лестнице.
Лестница была достаточно загаженной, несмотря на престижность дома, хотя и не в такой степени, как в обычных домах. Естественно, все стены были расписаны названиями любимых ансамблей местного подрастающего поколения, черепами и молниями, а также потрясающими по своему откровению надписями типа: «Галя дает всем!»
Меркулов вдруг остановился и наклонился над белым пятном масляной краски, растекшейся вокруг осколков стеклянной банки. Он поскреб застывшую кожицу, которая тут же порвалась, обнаружив свежую маслянистую поверхность.
— Разбили не позже чем неделю назад, — заметил Меркулов, и мы продолжили свой путь.
Мы остановились перед дверью Сельдиных, которая была опечатана. Все было в порядке, печать не сорвана. Костя зачем-то посмотрел на потолок. Я машинально проследил за его взглядом и заметил темное пятно на левой стене, чуть повыше двери.
Я перевел взгляд на другую стену. На правой стене, на том же уровне, был точно такой же темный отпечаток.
Меркулов уставился на меня вдруг с неподдельным интересом:
— Ты когда-то говорил, что на шпагат можешь садиться.
Я не стал спрашивать, зачем и почему, а попробовал сесть.
От подошв моих ботинок до стен оставалось пространство сантиметров 10.
— М-да, этот типчик был поболее тебя ростом, — задумчиво сказал Меркулов и добавил, когда я встал на ноги: — Вот что, Турецкий, ты с Грязновым проводи обыск, а мне пришли сюда Олега с чемоданчиком.
Я отправил Левина вниз, а сам остался с Грязновым и двумя стариками — дворником и сантехником, проживающими в этом же подъезде на первом этаже.
…Трехкомнатная квартира с небольшим холлом, в которой квартировал Самохин, оказалась чудовищно запущенной и больше напоминала склад старого хлама.
Две комнаты были просто забиты какими-то коробками со спортивным снаряжением, военной формой, а в третьей и проживал господин Самохин. В том, что дело обстояло именно так, сомневаться не приходилось: на стене, под нацистским знаменем, висели портреты Гитлера и самого Самохина — бритого наголо, в военной униформе.
Рядом с фотографиями «замечательных» людей расположились немецкий штык и полевой бинокль. Так что в симпатиях господина Самохина сомневаться не приходилось.
После трехчасового обыска, помимо нацистской атрибутики, камуфляжной и парадной униформы, нам удалось найти вощеную бумагу со следами оружейной смазки и тряпку со следами белой масляной краски. В письменном столе я нашел платежную книжку, оформленную на Сельдина Ивана Митрофановича.
— Похоже, отставной генерал Сельдин был хозяином и этой квартиры, — сказал я Славе Грязнову, показывая книжку по квартплате.
— Похоже, генерал Сельдин был темной личностью, — добавил мой друг.
А вскоре подошли Меркулов с Левиным, и мы узнали следующее: на стенах Меркулов обнаружил следы резиновой подошвы и все той же масляной краски.
— Картинка вырисовывается следующая, — подытожил Костя, после того как мы вернулись в машину. — Генерал вызывал к себе этого… Самохина. В дверной глазок он хорошо видел только его. Но он не мог видеть второго, который в это время висел над дверью, растянувшись в упоре на шпагате. Когда старик открыл дверь, второй вломился следом за Самохиным и набросил на старика удавку. Через несколько секунд со стариком было покончено, а молодые люди совершенно спокойно довершили свое дело. Кстати, соседи под квартирой Сельдина пожаловались на то, что ночью по комнате кто-то расхаживал обутый. Вот так…