Направленный взрыв
Шрифт:
— Я нашла этот портрет и вспомнила, что видела эту женщину, — начала Ольга Захаровна и замолчала, растерянно глядя на меня. — Забыла, что хотела сказать…
— Ольга Захаровна, — вмешался Левин, — помните, как вы мне рассказывали, что видели эту женщину…
— Ну да, — Пряхина повернулась к Левину, — точно видела, Олег Борисович. Крест святой-истинный, она! Я в камере хранения дежурила регулировщицей… Это когда народу много, нас выставляют следить, чтоб толпы не было, а то под шумок и ячейки можно вскрыть и мало ли что
Левин сделал мне знак и округлил глаза.
— Военный с точно таким же чемоданчиком бродил, словно заблудился, искал чего-то… Я его приметила хорошо…
— Ольга Захаровна, когда он был? — спрашиваю я женщину.
— Да совсем рано, никого еще у камер не было. Я думаю, чего он ходит-бродит, хотела подойти, спросить, может, он номер свой забыл, какой набирал, да потом передумала, если надо — сам подойдет… Я все Олегу Борисовичу рассказала. Я ведь уж не в первый раз прихожу к вам, поначалу хотела рассказать только самому главному прокурору, но не застала вас…
— Мы очень вам благодарны, что снова пришли, Ольга Захаровна, — воскликнул я. Поднялся со стула и пожал натруженную руку женщины.
Ольга Захаровна счастливо улыбнулась.
— Не за что благодарить, я только вашу женщину видела, вот и все. — Пряхина поднялась и стала повязывать платок. Она, кажется, собиралась уходить. — Вы меня простите, товарищи милиционеры, мне уже домой пора. У меня мой Иван Петрович со смены через час придет, а я все еще здесь у вас чаи гоняю. За внимание и за чай большое спасибо. Спасибо и за то, что простых людей от всяких бандитов бережете, время такое неспокойное настало…
— Ольга Захаровна, задержитесь еще немного, — попросил я женщину и тут обратил внимание на Левина. — Вы фоторобот делали этого военного? Конечно нет?
— Не делали, — согласился Левин, поднимаясь со стула, как провинившийся ученик встает перед учителем.
— И как же нам быть теперь? — спросил я с металлом в голосе.
Олег Борисович заметно струхнул и пожал плечами.
Тут в кабинет вошел Грязнов:
— Ну как, пообщались? А я тем временем три с половиной килограмма чистого золота сдал, чуть не прослезился от жалости, что на память нельзя взять ни одной монеты.
— Подожди, Слава, со своим золотом. Слава, Ольга Захаровна торопится, а фоторобот военного, который был в камере хранения в день гибели Холод, не составлен.
— Может быть, как-нибудь в другой раз? Иван Петрович будет недоволен, — взмолилась Пряхина.
— Слава, прояви оперативность! — чуть ли не вскричал я. — Сходи-ка к Моисееву.
Уговорить Пряхину задержаться не составило большого труда, и она ушла следом за Грязновым.
Я же попросил Левина рассказать мне о новых обстоятельствах дела Самохина.
— Понимаете, Александр Борисович, — начал Левин с места в карьер, — из заключения судебно-медицинской экспертизы вытекает, что Сельдина вряд ли мог убить Самохин. У него для этого было, как бы это сказать, силенок маловато. Сельдин выше Самохина, больше весом…
— Может быть, Самохин его сначала оглушил, а потом уже… — перебил я Левина.
— Нет, в том-то и дело, что все не так, — сказал торжествующе Левин. — Вместе с Самохиным был сообщник. Вот он выше ростом, крепче физически и, кроме того, владел удавкой. Самохин отвлекал Сельдина, а второй улучил момент, набросил удавку на шею и… перерезал генералу горло струной.
— Чтобы подозрительный Сельдин впустил в свой дом двоих здоровых мужиков? — засомневался я. — Причем, допустим, один из них сосед, а второй? Да и был ли второй?
— Был, — подтвердил Левин. — Один из следов, оставленных в кабинете Сельдина, не принадлежит ни Самохину, ни самому генералу. Криминалистическая экспертиза подтвердила…
— Похоже, можно предположить, с Самохиным был тот самый Пельмень, о котором мы уже кое-что знаем, — сказал я Левину.
— Вы знаете, Александр Борисович, — сказал Левин, в волнении снова поднимаясь со стула, — я больше чем уверен, что это Пельмень! Помните, в донесении Грязнова упоминалось, что Самохин называл «пельменями» культуристов?
— Ну?
— Я тоже спрашивал своих знакомых спортсменов, и мне сказали, что в самом деле культуристов называют либо «качками», либо «пельменями».
Левин торжествующе смотрел на меня, очевидно, приготовив самое убойное напоследок: его просто распирало от желания заорать мне прямо в лицо, чтобы я, старый пердун, тут же упал со стула и меня хватил кондратий.
— А еще что удалось выяснить… — Олег сделал долгую театральную паузу, которую я едва выдержал. — Убийство Сельдина было совершено не ранним утром, как мы предполагали, а вечером!
Я сделал вид, что глубоко поражен услышанным. А потом с легкой иронией сказал:
— Я читал заключение экспертов, где говорится о времени смерти.
— Да, извините, забыл. А с показаниями вахтерши ознакомились?
— Нет.
— Вахтерша, что дежурила вечером предыдущего дня, подтвердила, что видела Самохина, который вошел в подъезд. Она с ним поздоровалась. Потом второго видела, который сказал, что он вместе с Самохиным… Сообщник, значит. Вахтерша лица не видела, говорит, что он очень высокий, крупный.
Дверь распахнулась. На пороге появился Грязнов, за спиной Вячеслава маячило лицо Пряхиной.
— Организуйте, чтобы Ольгу Захаровну отвезли домой, — попросил Грязнов.
— Ты машину водишь? — спросил я Левина, доставая из кармана ключи от «Лады».
Левин пожал плечами, подумал, потом сказал:
— Ну конечно! — Мне даже показалось, что он обиделся.
Я отдал Левину ключи:
— Если вдруг остановят, думаю, ты выкрутишься?
Он молча кивнул, забрав ключи.