Наранья
Шрифт:
— Сеньор? — Она удивилась его появлению. — Вам не следовало приходить сюда.
Ее губы были разбиты, и один глаз заплыл. Капитан почувствовал к надсмотрщикам внезапную ненависть.
— Как твое имя? — Он хотел сказать
— Наранья. Наранья Хитана.
— Я запомню.
— Спасибо сеньор, — прошептала она, поднимаясь с сена. — Слишком поздно что-либо менять. Я не уйду с нами Вы ведь это знаете.
— Да. Знаю.
Не в его власти было снять с нее ошейник, за который теперь она была прикована.
— Завтра к вечеру ты будешь в столице. А послезавтра тебя ждет казнь. Чему ты улыбаешься?
— Своей глупости, сеньор. Там, в Хуэсэскаре, в глубине души я верила, что меня поймут, смогут оправдать и, возможно, избавить от этого проклятая. Но Святой суд вынес иное решение…
— Я хочу спасти тебя от костра.
— Я поняла это когда вы вошли, сеньор. Спаситель услышал мои молитвы и сделал вас своей милосердной рукою. Возможно, так будет лучше.
Рауль обнажил дагу. Она не отшатнулась и, словно убеждая саму себя, прошептала:
— Я верю, что Спаситель сжалился надо мной и мне нет нужды входить в пламя. Я его не заслужила. Спасибо, что не обращались со мной, как с собакой, сеньор. Если можно, сделайте это быстро.
— Все? — спросил Алехандро у ног которого лежали тела надсмотрщиков.
— Да. Давай отнесем мертвецов внутрь.
Когда дело было сделано, капитан поднял с земли и швырнул в дверь переносной фонарь. Тот разбился, и масло, выплеснувшись на стены и солому, пробудило огонь. Словно волшебный, он взметнулся к низкому потолку, охватывая все помещение и с ревом вырываясь из маленьких окошек. Алехандро, не удовлетворившись этим разбил еще один фонарь о стену. И пламя, точно так же, как в предыдущий раз, словно подчиняясь чьей-то воле, намертво вцепилось в бревна, а потом, подгоняемое ветром, метнулось на крышу.
— Уходим! — Алехандро хлопнул Рауля по плечу. — Сейчас набегут!
Они поспешили прочь. Быстро покинули деревню и уже в поле, не сговариваясь, обернулись. Зарево пожара и поднимающиеся над крышами языки пламени были видны даже отсюда.
Когда друзья оказались в седлах, наконец-то тревожно загудел набат. Рауль в последний раз оглянулся и затем пришпорил лошадь.
Ветер продолжал крепчать, раздувая огонь.