Наргиз
Шрифт:
– Алихан, рассказываю только потому, что доверяю тебе. Завтра через село пройдет наша колонна.
– Знаю. Слышал.
Громов вскинул удивленный взгляд на собеседника.
Хозяин, усмехнувшись в усы, продолжил:
– Сам знаешь, в горах – эхо… Один человек другому на ухо шепнул, все услышали.
– А ты случаем не подскажешь, как бы нам это «эхо» изловить?
– Этого, увы, не знаю. Но кто-то точно сливает инфу о движениях ваших войск.
– Колонна сможет пройти без проблем?
– По моей дороге и через мои аулы – да. Скажу своим, чтобы чужих не пускали. А дальше – не знаю.
– Хорошо, Алихан. Спасибо. В долгу не останусь.
– Да какой долг. Ты мне и моей семье уже сполна все отдал, когда не пристрелил меня тогда в горах. А скажи, кстати, почему не убил-то?
– Так ты раненый был и без оружия. Как я мог тебя расстрелять?
– А ты знаешь, я ведь именно после того случая стал задумываться: зачем мы воюем, зачем убиваем друг друга? Политикам не верю. А вот тогда понял, что не зря Аллах послал мне тебя и сохранил жизнь. Я долго размышлял над этим… – тут Алихан словно очнулся от своих мыслей и твердо проговорил: – Пройдет твоя колонна. И с другими тейпами свяжусь.
Разговор был закончен. После некоторых формальностей, сопровождающих любое прощание, троица двинулась к автомобилю. Как только бойцы спустились по лестнице с веранды во двор, Авдеев прошептал:
– Кажется, за нами кто-то присматривает.
– Проверь, – так же тихо скомандовал «Бизон».
Денис резко повернулся к дому, приподняв дуло автомата на изготовку, и увидел, что из чуть приоткрытого окна на втором этаже за ними наблюдает девушка, закутанная в хиджаб. Их взгляды встретились, и незнакомка, смутившись, быстро закрыла ставню. Ее личико показалось солдату таким миленьким, что он еще секунду-другую продолжал смотреть на плотно закрытое окно, а потом, опустив руку с автоматом, повернулся в сторону товарищей, которые стояли чуть поодаль и ждали его. Когда Авдеев подбежал к сослуживцам, «Бизон» съязвил:
– Вот, как баба на него смотрит, он сразу заметил, а когда командира на мушке держали – даже не дернулся.
Солдат стушевался и покраснел, а капитан с Гроссом басовито хохотнули.
– Ничего, научится. Сначала вот на баб реагировать, потом на «духов», – подмигнув, подбодрил бойца Громов.
От этих слов Денис, смутившийся было после комментария «Бизона», несколько повеселел.
– Понравилась? – с ехидной ухмылкой спросил Сергей.
Авдеев снова покраснел от смущения и неожиданно для самого себя кивнул, что опять вызвало негромкий басовитый смех сослуживцев.
– Ничего, – покровительственно заметил Гросс, – отслужишь – будут у тебя девушки! И не одна! А здесь – не шали! Горцы бесчестья не прощают! Заруби себе на носу!
Денис снова кивнул, потупив взгляд в землю.
– Ладно, поехали! – скомандовал Громов и негромко добавил: – А то загостились мы…
Они быстро уселись во внедорожник, который тут же рванул с места, оставляя за собой клубы серой дорожной пыли.
Троица вернулась в часть и доложила командованию о выполненном задании.
Надо ли говорить, что на следующий день военная колонна благополучно прошла по горным дорогам и покинула пределы Кавказа, вернувшись к месту постоянной дислокации в центральных регионах России.
3.
Время шло.
Рядовой Авдеев досужился до сержанта, причем звание свое получил не в «учебке» или работая штабным писарем, а добыл потом и кровью, участвуя в спецоперациях и боевых столкновениях. Постепенно на гимнастерке стали появляться железные пятачки на цветных колодках – знаки воинской доблести.
Денис физически и морально окреп. Вслед за боевым опытом пришла и житейская мудрость. С ним стали считаться не только солдаты-срочники, но и офицеры. Приближался дембель – момент, которого ждет каждый солдат, когда можно будет напоследок обнять отцов-командиров, сказать пару душещипательных, напыщенных фраз прибывшим на смену «салагам» 5 , а потом сесть в тентованный кузов старого армейского «зилка» и в сопровождении БТРа 6 , трясясь по ухабам горных дорог, считать часы и минуты до вольной гражданской жизни.
5
Молодой солдат (арм. сленг)
6
Бронетранспортер.
Конечно же, и Авдееву хотелось поскорее взбежать по лестнице на свой этаж в старенькой хрущевке, под охи и вздохи постаревшей от долгого ожидания своего сына матери, обнять ее, такую счастливую, а потом – вышедших следом отца и младшую сестренку-школьницу. А вечером рассказывать пацанам во дворе о солдатских буднях службы в «горячей точке», не забывая, конечно, кое-что приукрасить, а где-то и откровенно приврать, чтобы у мальчишек от таких историй кровь стыла в жилах и они еще долго с завистью смотрели вслед бывшему солдату, идущему по их двору.
Но иной раз Денису почему-то вспоминался прекрасный овал лица в обрамлении восточного хиджаба, черные, как смоль, девичьи глаза под разлетом бровей, подобных вороньим крыльям, и сердце его наполнялось сладкой истомой. Несмотря на то что с того единственного раза, когда он увидел прекрасную незнакомку в доме Алихана Дамаева, прошло довольно много времени, забыть этот образ он не смог. И желание вновь увидеть ее было настолько сильным, что парень незаметно для себя стал мечтать о новой встрече так, как будто это было возможно. «Эх! – думал Авдеев. – А может, остаться служить на Кавказе по контракту?.. А что? Вот «Бизон», например, сколько лет уже здесь и ничего! Привык. И все у него хорошо».
Но потом мысли уносили его к родному порогу: «А родители? – размышлял солдат. – Они-то вряд ли поймут… Им не объяснишь…»
«Ну, так и что же… – в другой раз думал Денис. – Перед зачислением в учебку полагается отпуск. Поеду – поговорим… Поймут!..»
Так что, еще удастся взбежать по лестнице на свой этаж, обнять онемевших от радости родителей, похвастаться былыми и выдуманными историями во дворе… А потом… Потом снова духота пыльных дорог, раскаты автоматных очередей в горах, подъемы по тревоге: неуютная, неухоженная, опасная армейская жизнь. Зато там, куда тянет, где щемит сердце от одного лишь воспоминания о прекрасной незнакомке, где мечта увидеть ее еще хотя бы разок,может стать явью.