Наркомпуть Ф. Дзержинский

Зархий Самуил Наумович

— Наши инженеры обобщают достижения мастерских, — сказал Емшанов.

— Я это уже не первый раз слышу, — недовольно возразил нарком. — Возьмите лично на себя заботу об этом деле. На днях я передал по прямому проводу записку начальнику Муромских мастерских. Вот вам копия…

Емшанов прочитал:

«Прошу срочно разработать и представить мне план распространения на всю сеть железных дорог

Республики достигнутых у вас усовершенствований как в области организации труда, так и в постановке самого производства.

Ф.

Дзержинский»

— Я уезжаю, а вы лично проверьте исполнение моего указания. Обсудите и утвердите этот план на коллегии. И действуйте… Кто сказал, будто следует ждать, пока кто-нибудь захочет перенять ценный опыт? Считаю, ценные достижения нужно распространять не только путем пропаганды, но и в порядке приказа…

Прощаясь со своими заместителями, нарком предупредил:

— В связи с моим отъездом у вас прибавится много дел, в том числе срочных, оперативных. Но сегодняшние поручения — тоже неотложные дела. Это вопросы нашего будущего, наших перспектив…

Когда Дзержинский остался один, он снова задумался о предстоящей поездке в Сибирь. «Обязательно возьму с собой Благонравова с группой чекистов из транспортного отдела, — решил он. — Железные дороги Сибири засорены бывшими колчаковцами и семеновцами. Контрреволюционеры там не дремлют, создают свои организации. Хорошо, если бы с нами отправилась и выездная сессия Военно-транспортной коллегии Верховного Трибунала… Надо написать ходатайство во ВЦИК…».

И тут же Феликс Эдмундович взялся за перо. Кратко описал он тревожную обстановку на сибирских дорогах. Привел факты, когда на рельсовых путях были найдены пироксилиновые шашки, а в паровозных топках обнаружены капсюли от бомб.

Сообщил внушающие беспокойство цифры: с 1 ноября по 26 декабря произошло 20 пожаров в железнодорожных мастерских и станционных зданиях. И при расследовании этих происшествий почти везде чекисты нашли следы поджога…

«Все это ясно указывает, — писал Дзержинский, — что наши враги, не без ведома Японии, в связи с событиями на Дальнем Востоке, поставили себе целью разрушение железнодорожной сети Сибири, чтобы не дать нам возможности вывезти продовольствие и одновременно лишить нас оказания помощи голодающим Поволжья…»

Зазвонил телефон. Нарком поднял трубку.

— Слушаю. Здравствуйте, Глеб Максимильянович! Ленин трижды запрашивал у вас отзыв о статьях в «Известиях»? Я беседовал с инженерами о целесообразности применения автогрузовиков на железных дорогах. Наши спецы настроены крайне отрицательно, а ваши? Тоже отрицательно. Ну, значит, мнения совпадают. А как смотрит Госплан на предложение построить два-три дизельных тепловоза? Положительно? Очень хорошо. Давайте действовать единым фронтом! Заседание Президиума Госплана? Нет-нет, не забыл. Разве можно забыть, если там будет обсуждаться проект декрета о применении нэпа на транспорте. Платность транспортных услуг и хозрасчет — единственный

для нас выход из положения. Обязательно приду и выступлю…

Вошедший в кабинет секретарь подождал, пока нарком закончил разговор по телефону и сообщил:

— Приехал Марков. Просит принять его…

Нарком поздоровался с начальником Кавказского округа путей сообщения, который был вызван на заседание коллегии с докладом о переходе дорог округа на хозяйственный расчет.

Марков рассказал о мерах, которые он принимает для увеличения доходов.

Дзержинский одобрительно кивнул головой.

Ободренный этим, Марков тут же начал перечислять требования округа к наркомату.

Феликс Эдмундович остановил его:

— Свое мнение относительно этих требований смогу высказать после подробного ознакомления с вашим докладом. Что касается инициативы по увеличению доходности дорог — тут мы вас полностью поддержим…

Неожиданно нарком переменил тему разговора:

— Сергей Дмитриевич! Хочу кое о чем спросить. Вы с 1918 года работаете в наркомате, знаете всех крупных специалистов. Кто из них по вашему мнению мог бы стать Главным начальником путей сообщения?

Марков задумался.

— Вопрос не из легких, Феликс Эдмундович. Борисова я мало знаю, но спецы его высоко ценят… Пожалуй, подошел бы нынешний начальник Северо-Западной дороги — Правосудович. Инженер с большим стажем, знаниями и авторитетом… Должен добавить, и с большим характером, умеет отстаивать свое мнение. Он работал в наркомате начальником Технического управления…

— Знаю, знаю его, — прервал Маркова нарком. — А каких вы имеете лучших кандидатов на пост путейского главкома?

Марков медлил с ответом. Затем нерешительно назвал еще одну фамилию крупного специалиста.

«Почему Марков обходит кандидатуру профессора Ломоносова? — размышлял нарком. — „Генерал от паровозов“ — как сам Ломоносов себя рекомендует. Профессор и в то же время администратор твердой руки. Умеет отстаивать свое мнение. Но в его характере много внутренних противоречий. Сам специалист, но почему-то к железнодорожным спецам относится крайне неприязненно и высокомерно. Самоуверенность его беспредельна. Эрудированный ученый и в то же время, как говорят знающие его коммунисты, любитель широко пожить, склонен к рискованным авантюрам… Интересно, что о нем думает Марков?…» И Дзержинский спросил:

— А профессор Ломоносов? Каково ваше мнение о нем?

— Специалист он очень крупный, но человек невыносимый — интриган, честолюбец, обуреваемый жаждой славы. Я лично с ним не мог бы работать, а спецы — те сразу разбегутся….

«Это и самое страшное, — подумал Дзержинский. — Ведь для быстрейшего восстановления железных дорог России нужен такой путейский главком, который объединил бы, сплотил бы специалистов, повел их за собой».

Когда Марков ушел, Феликс Эдмундович под свежим впечатлением разговора решил поделиться с Лениным своими мыслями. Он вынул из папки чистый лист бумаги и перегнул его пополам.