Наркомпуть Ф. Дзержинский
Шрифт:
Внимательно выслушав специалистов, нарком предложил Борисову письменно изложить взгляды наркомата путей сообщения.
— Этот материал, — сказал он, — мы обсудим на коллегии, доложим правительству и направим для опубликования в газетах.
Когда специалисты ушли, Дзержинский обратился к Фомину:
— Василий Васильевич! Я еще вчера хотел спросить, отправлены ли Владимиру Ильичу материалы, которые он просил для своего доклада на съезде Советов?
— Материал готов, но еще не отправлен. Я хотел вам показать…
С этими словами Фомин извлек из своей
Фомин ушел, а нарком стал просматривать подготовленные материалы. В них приводились цифры, свидетельствовавшие, что использование паровозов улучшилось. Поезда перевезли больше грузов, чем в прошлом году. Состояние же локомотивов, вагонов, рельсов, шпал не только не улучшилось, а ухудшилось.
Далее в материалах говорилось о чрезвычайных затруднениях, возникших в последнее время на железных дорогах в связи с холодами, отсутствием у рабочих теплой одежды, валенок, нехваткой топлива, металла, продовольствия, задержками с выдачей заработной платы. Эпидемия тифа в Туркестане вывела из строя свыше тысячи железнодорожников…
Затем приводились факты катастрофического расстройства железнодорожного сообщения в Сибири.
«На огромных пространствах Сибири движется всего лишь одна пара пассажирских поездов! — мысленно ужасался Дзержинский. — Но еще страшнее, что из месяца в месяц падают и без того мизерные размеры перевозок продовольствия из Сибири в Центр. Вот рапортички за последние месяцы: в октябре в среднем прибывало оттуда 88 вагонов в сутки, в ноябре — 73, а в декабре всего лишь 40–45 вагонов. Это прямо-таки катастрофа!»
Мысли о Сибири не давали покоя. На нее теперь главная надежда. Голод мертвой хваткой держит республику за горло. 34 губернии поражены неурожаем, а на станциях сибирских дорог лежит зерно, сданное крестьянами в уплату продналога. Это зерно лежит мертвым грузом в то время, когда миллионам людей нечего есть и нечем засеять поля… Этого железнодорожникам народ не простит…
На днях с сибирских дорог вернулся Емшанов. Но с чем он приехал? С грудами актов обследований и расследований? Разве расследовать причины катастрофического положения сибирских дорог — значит лишь отразить на бумаге, что плохо то-то, не хватает того-то и тому подобное? Разве так большевики призваны понимать задачи обследования, расследования, инспектирования?
«Ведь, как действовали мы, — вспоминал Дзержинский, — члены комиссии ЦК партии, посланной Лениным в начале января 1919 года для расследования причин военной катастрофы под Пермью? Мы не ограничивались лишь выяснением, почему наши войска потерпели поражение. Центр тяжести своей „партийно-следственной“ работы мы перенесли на создание перелома в боевых действиях Восточного фронта. Пользуясь данными нам полномочиями, мы формировали новые части, фильтровали прибывшее пополнение, отсеивали кулацких сынков, провели чистку советских органов в тылу, мобилизовали коммунистов и влили их в ряды армии. И в скором времени добились перелома, перешли в контрнаступление.
Почему же не действовала по-боевому комиссия НКПС под руководством
Когда внеочередное заседание коллегии закончилось, нарком попросил остаться Фомина, Емшанова и Межлаука.
— Вы поставили меня в неловкое положение, — сказал он им. — Я информировал коллегию о своем отъезде в Сибирь в качестве уполномоченного СТО и особоуполномоченного ВЦИК. Но никак не предполагал, что коллегия НКПС по вашему предложению признает мою командировку в настоящее время невозможной. Так вот, к вашему сведению. Постановление Совета Труда и Обороны последовало в результате решения Политбюро ЦК с участием Владимира Ильича. Мне поручено во что бы то ни стало вывезти из Сибири в течение января — марта пятнадцать миллионов пудов хлебных грузов и до полутора миллиона пудов мяса. Политбюро предлагает мой отъезд «ускорить всемерно», а вы? При специалистах, участвовавших на заседании нашей коллегии, я считал неудобным указать вам на несерьезность и наивность вашего решения.
— Продовольственное положение в стране тяжелее, чем вы думаете, — продолжал Дзержинский. — Я срочно выезжаю и беру с собой группу ответственных работников наркомата, которые помогут мне руководить вывозом хлеба. Вот что я хотел вам сказать…
Межлаук ушел, а Фомин и Емшанов задержались. После небольшой паузы Фомин сказал:
— Есть неотложные дела, которые необходимо разрешить до вашего отъезда. Когда мы смогли бы ими заняться?
— Лучше сейчас, — ответил нарком. — Боюсь, что в ближайшие дни я буду занят исключительно подготовкой экспедиции в Сибирь….
— Хочу доложить о пропитке шпал, — сказал Фомин. — В своей записке вы поручили мне срочно заняться этим делом. Я совещался со специалистами и полностью с ними согласен. До тех пор, пока дорогам не вернут принадлежавшие им шпалопропиточные заводы, переданные ВСНХ, — толку не будет. Вот, например, письмо, которое я получил от начальника Орлово-Витебской дороги. Он пишет, что вынужден был забрать с завода полгода пролежавшие там 90 тысяч шпал и уложить их в путь непропитанными. Просит НКПС принять меры, чтобы завод вернули дороге.
— Василий Васильевич! Подготовьте докладную записку в СТО о том, что НКПС ходатайствует о возвращении железным дорогам всех ранее принадлежавших им шпалопропиточных заводов, как неразрывно связанных с эксплуатационной работой транспорта.
— Хорошо, Феликс Эдмундович. Я займусь этим делом.
Затем нарком обратился к Емшанову:
— А теперь, Александр Иванович, вам поручение. Мы дважды на коллегии обсуждали, как превратить Муромские мастерские в ударно-образцовые. «Гудок» тоже писал, что они многое сделали для рационализации и научной организации труда, но их опыт все же до сих пор не распространяется.