Наркотик времени
Шрифт:
— Нет, — спокойно сказал Молинзри, — Я не буду делать операцию, я решил. Я предпочитаю умереть. Эрик удивленно посмотрел на него.
— Вы не ослышались, — сказал Молинари. — Несмотря на то, что я — Генеральный секретарь ООН. Вам не пришло в голову, что я просто хочу умереть, что эти боли, эта прогрессирующая физическая — или психосоматическая — болезнь для меня единственный выход из всего этого? Я, возможно, устал. Кто знает? Какое кому до этого дело? Пропади оно все пропадом. — Он рывком открыл дверь. — Вирджил, — пророкотал он на удивление бодрым голосом, — ради Бога, давай скорее нальем и начнем наконец вечеринку. — Через плечо он сказал Эрику: —
— Честно говоря, — признался Эрик, — я рад слышать, что это просто вечеринка.
Разговор с Молинари был для него также труде, как и для Секретаря, И все-таки у него было предчувствие, что Вирджил Акерман не оставит так просто свою затею. Вирджил хочет помочь Молу, он желае; облегчить его страдания, и у него есть для этого серьезные причины. Смерть Джино Молинари будет означать конец обладанию Вирджила компанией ТМК Управление экономикой Земли является одной основных задач министра Френекси, и план по овладению ею, без сомнения, давно составлен.
Вирджил Акерман был прожженным бизнесменом.
— Сколько, — внезапно спросил Молинари, — платит вам этот старый гриб?
— Очень неплохо, — ответил пораженный Эрик Не отводя от него взгляда, Молинари сказал:
— Он говорил мне о вас. Перед этой нашей беседой. Не мог нахвалиться. Что, мол, он живет только благодаря вам, хотя давно должен был умереть все в этом духе. — Они оба улыбнулись. — Какие напитки вы предпочитаете, доктор? Я люблю все. А еще я люблю отбивные, мексиканскую кухню и жареные гигантские креветки с хреном и с горчицей… Я забочусь о своем желудке.
— Виски “Бурбон”, — ответил Эрик.
В комнату вошел человек и посмотрел на Эрика, У него было серьезное, даже сумрачное выражение лица, и Эрик понял, что это был один из агентов Секретной службы Мола.
— Это Том Йохансон, — объяснил Мол Эрику, Он поддерживает мою жизнь — это мой Эрик Свитсент. Только он это делает своим пистолетом. Покажи доктору свой пистолет, Том, покажи ему, как ты можешь подстрелить любого, в любое время и с любого расстояния, с которого тебе заблагорассудится. Продырявь Вирджила, когда он пойдет через холл, прямо в его паршивое сердце, тогда доктор вставит ему новое. Сколько вам на это потребуется времени, док? Десять, пятнадцать минут? — Мол громко захохотал. Затем он двинулся на Йохансона: — Закрой дверь.
Его телохранитель повиновался. Мол стоял, наблюдая за Эриком.
— Послушайте, доктор, вот о чем я хочу вас спросить. Предположим, вы проводите на мне свою операцию по пересадке, вытащили мой старый желудок и вставляете новый, и вдруг что-то не получилось, Это ведь не будет больно? Ведь я буду под наркозом. Могли бы вы это устроить? — он внимательно смотрел на Эрика. — Вымени понимаете, не правда ли? — За закрытыми дверями бесстрастно стоял телохранитель, преграждая доступ в комнату. Их никто не мог слышать, все это было сказано только для Эрика и не предназначалось больше ни для чьих ушей.
— Но почему, — сказал через некоторое время Эрик. — Почему просто не использовать лазерный пистолет Йохансона? Если ото именно то, чего вы хотите…
— Я и сам толком не знаю почему, — сказал Мол. — Никакой особенной причины нет, разве что смерть моей жены. Называйте это ответственностью, которую я вынужден нести… и которую я не могу сбро-сить подобающим образом. Люди не смогут понять причин, которые мною руководят, — он добавил, помедлив: — А еще я смертельно устал.
— Это — можно сделать, — сказал Эрик правдиво.
— А вы могли бы это сделать? — Его глаза проницательно блеснули и оценивающе уставились на Эрика.
— Да, мог бы. — У него всегда был свой венный взгляд на самоубийство. Несмотря на устоявшиеся этические нормы, принятые в медицине, и считал, и это было основано на реальном опыте его собственной жизни, что если человек хочет умереть, он имеет на это право. Он не пытался подводить под это свое убеждение какие-либо глубокие философские основания, он даже никогда особенно не задумывался над этим. Это было для него почти очевидным. Вряд ли возможно найти доказательство того, что жизнь сама по себе является благом. Возможно для кого-то это и так; очевидно, это не так для других. Для Джино Молинэри жизнь была кошмаром! Это больной человек, мучимый комплексом вина, на которого взвалена непосильная и почти безнадежная задача: ему не доверяет собственный народ — население Земли, и он не смог добиться ни доверия, ни восхищения народа Лилистар. И, кроме того, пожалуй, важнее были его личные причины, события его собственной жизни, начиная с внезапной, неожиданной смерти его жены и кончая болями в его желудке. А, кроме этого, наверняка есть и еще кое-, что, о чем знает только сам Мол. Что-то, имеющее решающее значение.
— Сделаете вы это? — спросил Молинари. После длинной, длинной паузы Эрик сказал:
— Да, сделаю. Это будет между нами. Вы попросите, и я сделаю, и на этом все кончится. Это не будет касаться никого, кроме нас.
— Да, — кивнул Мол, и на его лице появилось выражение глубокого облегчения; он немного расслабился и успокоился;— Я понимаю, почему Вирджил рекомендовал вас.
— Я собирался сделать то же самое с самим собой, — сказал Эрик. — Не так давно.
Голова Мола дернулась; он взглянул на Эрика таким проницательным взглядом, что, казалось, он проник сквозь внешнюю оболочку в самую глубинную, потаенную часть его души.
— Правда? — спросил Мол.
— Да, — он кивнул. “Так что я могу понять и сочувствовать, даже не зная настоящих причин”, — подумал он про себя.
— Но я, — сказал Мол, — хочу знать причину. — Это было настолько близко к телепатическому угадыванию мыслей, что Эрик был ошеломлен; он ощутил, что не способен отвести взгляд от этих пронизывающих глаз” и тут он понял, что Мол обладает чём-то более быстрым и сильным, чем просто парапсихологические способности.
Мол протянул руку — машинально Эрик принял ее. Он сразу ощутил пожатие, Мол не убрал руку, сжимая ее все сильнее, пока Эрик не ощутил” как боль поднимается все выше. Мол пытался распознать его получше, пытаясь, как делала это недавно Филис Акерман, узнать о нем все, что только возможно узнать. Но Мола не устраивали легкие поверхностные суждения, он настаивал на истине. Эрик должен раскрыть все, у него не было выбора.
В его случае все обстояло до смешною просто. Причина, назови он ее — а он никогда не был настолько глуп, чтобы назвать ее даже своему психотерапевту, — показалась бы абсурдной, а он сам выглядел бы круглым идиотом. И даже хуже того — душевнобольным.
Все дело было в случае, который произошел между ним и…
— Вашей женой, — сказал Мол, неотрывно глядя на него. Его пожатие не ослабевало.
— Да, — кивнул Эрик. — Мои видеокассеты с записями великого комика середины двадцатого столетия Джонатана Винтерса.