Народная диверсия
Шрифт:
– Да не рядом с нами, на кой ляд мы им сдались с нашими избушками?.. Нет, Володя, дачи они решили построить себе именно на месте нашего хутора.
– Подождите, Арсений Матвеевич, – опешил гость, – как так на месте хутора? А как же вы? А вас куда?
– То-то и оно... Куда нас? Туда, ёшкина вошь! В Дубровино, говорят, перебирайтесь, там есть несколько брошенных домов. Занимайте, мол, любой на выбор да и живите в свое удовольствие...
– Ни хрена себе! Ой, извините, Татьяна Семеновна...
– ...Только какое же это удовольствие, Володя? Мы, хуторские, те дома осмотрели: там такие развалюхи, что, того и гляди, крыша на голову упадет. Заборов, считай, совсем нет, сараи развалились... Да там добрую половину жилья заново поднимать надо, с корня...
– А кто будет поднимать? – встряла в разговор молчавшая до того хозяйка. – Матвеич мой? На что? Сейчас строительные материалы таких денег стоят, что нам и не снилось! А спросили нас: здоровья, мол, вам на это хватит? И времени. Нам уж помирать скоро, когда нам дома-то отстраивать?
– Да и потом, с какого такого рожна я свою хату брошу? – наливая всем по второму разу, вопрошал хозяин. – Мы ее полвека лет назад с батей моим и старшим братом строили, я сам, вот этими вот руками и бревна обтесывал, и щели конопатил, и доски стругал... Мне тогда лет шестнадцать было, но я, почитай, на равных с мужиками работал. Да. Тогда еще и дед мой Лексей Гаврилыч жив был, помогал, чем мог; не гляди, что возраст у него был вот как у меня теперь... Да здесь столько всего нами сделано! Баньку вон мы с братом вдвоем... А погреб какой! Это ж целая комната в подполе, сколько мешков с картошкой да морковкой помещается! И банок с заготовками по полкам стоит... А сараи, а загоны для скота!.. Это ж все сами строили, без халтуры, на века. Дерево, помню, под навесом сколько сушили! Отец говорил: это все, мол, сто лет простоит, еще и дети ваши доживать тут будут... Эх, ёшкина вошь!
Арсений Матвеевич махнул в сердцах рукой, посмотрел на гостя со слезами на глазах и вздохнул:
– Все, Володя, все прахом пойдет, все к черту! Бульдозер подгонят и сровняют все с землей. Давай выпьем за... А хрен его знает, за что! За судьбу эту поганую, чтоб ей, суке, ни дна ни покрышки... Сначала сына у нас отняла, сиротами сделала на старости лет, внуков лишила, теперь вот и вовсе из дома гонит, как псов шелудивых... Ёшкина вошь!
Хозяин опрокинул рюмку в рот, одним махом выпил ее содержимое и, отломив руками кусок от ржаного домашнего хлеба, понюхал его и принялся жевать, отвернувшись к окну. Володе показалось, что на глазах Арсения Матвеевича появились слезы.
– Закусывай, закусывай, – толкнула его в бок жена, – а то силы не рассчитаешь, спьянеешь.
– Да все я рассчитаю... – отмахнулся хозяин. – Ты мне, Володя, лучше вот что скажи, поскольку ты – человек городской и законы лучше нашего знаешь: есть такой закон, чтобы людей с насиженных мест сгонять? Ежели мы здесь полвека прожили и с земли этой кормились, как можно нас теперича вот так запросто – пинком под... ето самое?..
Арсений Матвеевич смотрел на гостя с надеждой, словно тот мог вот так запросто решить его проблему. Володя подумал немного и не совсем уверенно сказал:
– Вообще-то такого закона нет... Насколько я знаю...
– Вот! – обрадовался хозяин. – И я про то! А нам говорят: у вас, мол, земля не оформлена в собственность, документов у вас на нее нет, а стало быть, вы тут – не хозяева. Это как, а? Я таких вещей не понимаю: оформлена она или не оформлена. Я тут, на хуторе, почитай, пятьдесят лет живу, а до того шестнадцать лет в Дубровино жил. И родился я тут, в этих местах, и крестился, и женился... И сына родил и вырастил – все тут! А сколько я на этой земле пахал! Тут же все – моими руками... А теперь, вишь ты, я тут не хозяин, как оказалось! Это как, ёшкина вошь?
– Да угомонись ты! – одернула мужа Татьяна Семеновна. – Ешь вон давай. Может, еще все обойдется...
Хозяйка поправила выбившиеся из-под косынки русые с проседью волосы, посмотрела на гостя своими добрыми голубыми глазами. Она была всего на год моложе своего супруга, однако выглядела старше своих лет. Очевидно, сказались боль утраты и тяжелая крестьянская работа. Руки у женщины были больше похожи на мужские – большие, грубые, с коричневой от загара кожей и коротко остриженными ногтями. Сразу видно, что их хозяйка много времени проводит на солнце, копошась в огороде или на скотном дворе. На Татьяне Семеновне было немного выцветшее ситцевое платье в цветочек и сбившаяся на затылок белая косынка, дешевые сережки украшали ее начавшие обвисать мочки ушей. Она грустно посматривала на своего супруга, следя за тем, чтобы он не забывал закусывать, и часто напоминала ему об этом. Однако хозяин ни к чему не притрагивался, он продолжал изливать гостю свою обиду:
– Нет, Володя, ты мне скажи: это как, по совести вот так с людьми поступать? Нас же здесь три семьи живет. Вон Макарихе уже шестьдесят стукнуло, она у нас – вдова, между прочим, и сын у нее инвалид с детства: его бог, вишь ты, умом сильно обидел. Одним словом, дурачок он. А она его в детдом не сдала, как некоторые, сама воспитывала, как могла. И когда в позапрошлом годе муж у ей помер (царство небесное Василию!), так она и тогда сына в дом инвалидов не сдала, так и тянет его, почитай, сорок годов! А Мишка-то у нее – ну, полный дурачок, прости господи! Лыбится и лыбится без конца...
– Ну, кое-как матери все-таки помогает: то дрова в дом перетаскает, то воды из колодца принесет, – вставила свое слово Татьяна Семеновна, – а по осени они вдвоем с Арсением дрова им с Макарихой на зиму пилят.
– И вот как их в другой дом переселять? – снова взял слово хозяин. – Мишка же не поможет матери старый дом подлатать, он в таких делах вовсе никчемный. Значит, все опять на мои плечи ляжет. Я же не смогу их бросить: как-никак, сорок лет соседями были, а я с покойным Василием дружил... Сколько мы рыбы с ним вместе переловили! Мать вон ее на базар в город продавать возила...
– Да погоди ты с рыбой своей, – отмахнулась от мужа Татьяна Семеновна, – дело же не в этом. Почему мы вообще должны со своих мест съезжать? У меня здесь в садочке такие яблоки растут – и мальт, и еще не помню, как сорт называется... Такие душистые! А смородина! Вот такая крупная, как крыжовник. А груша какая! Это ж мед, а не груша. Мы же с Арсением всю окрестность объездили, всё хорошие сорта выбирали. Когда еще новые деревья вырастут!.. А в колодце у нас вода – не вода, а лекарство! Она ж с серебром, мы ее в одну лабораторию в город возили, так нам сказали, что такую воду пить – сто лет проживешь... Арсений сам тот колодец рыл с покойным мужем Макарихи...