Народная история России. Том II. Устои советскои? диктатуры
Шрифт:
Обеды в ряде столовок также разрешалось уносить домой. Подобные обеды стоили чуть дешевле, чем обычные. По различным свидетельствам, в столовках обязательно подавался суп с „сущиком“, мелкой сушёной рыбой. Географ В. П. Семенов-Тян-Шанский вспоминал, что у них дома за каждым обедом Л. С. Берг, как ихтиолог с мировым именем, с большим терпением выуживал из супа мельчайшие рыбьи косточки. Он раскладывал их по краям тарелки в порядке зоологической классификации и называл по-латыни и по-русски тот вид, которому каждая косточка принадлежала. [728]
728
Семенов-Тян-Шанский В. П. То, что прошло. В 2-х томах. Т.2., Новый хронограф, Москва, 2009, стр. 56
Семенов-Тян-Шанский добавил, что состав суповой фауны оказывался сложным, в нём иногда попадались редкие виды: „Затем вместо хлеба получило пшено, от неумеренного употребления которого делалась особая
Даже несмотря на малосъедобное меню столовых, люди подделывали карточки общепита как могли. Карточки получали на лиц, в доме не живущих, на давно выехавших. Карточки оформляли и на „мёртвые души“. Весной 1920 года в городе Остров Псковской губернии газета „Плуг и молот“ возмущалась тем, что население к карточкам общественного питания относится „более, чем преступно.“ [730]
729
Семенов-Тян-Шанский В. П. То, что прошло. В 2-х томах. Т.2., Новый хронограф, Москва, 2009, стр. 56
730
Плуг и молот: орган Островской Организации Р. К. П. (б-ков) Островского Уездного Исполкома и Уездн. Совета Профсоюзов. 2 апреля 1920, № 7. стр. 2
Формально это было так. Но коммунистический орган игнорировал то, что государство само толкало людей на преступление. Дискриминация классовой карточной системы заставляла миллионы голодать. Дискриминируемым поневоле приходилось обманывать систему, которая приговаривала их к медленной смерти.
Помимо чёткого классового расслоения постреволюционного общества просматривалось и другое разграничение – гендерное. Женщинам в условиях диктатуры приходилось особенно тяжело. В условиях стужи, голода, завшивленности и эпидемий большинство хозяйственных забот при советском строе легло на плечи женщин. Именно им приходилось искать дополнительный заработок, проводить бесконечные часы в очередях, покупать продукты у мешочников, организовывать получение дров для печки и готовить еду. Женщины искали остродефицитное мыло и кипятили воду для защиты семьи от инфекционных заболеваний. [731]
731
Ваксель Ольга, „Возможна ли женщине мертвой хвала?..“: Воспоминания и стихи, РГГУ, Москва, 2012, стр. 102
Литератор А. В. Амфитеатров верно подметил, что женщины безотходно проводили день-деньской всю свою горемычную жизнь у сбитых из старого кровельного железа, дымных, воняющих краскою „буржуек“. [732] Амфитеатров добавил: „В зимний холод, спереди жарясь, сзади подмерзая, летом, заливаясь потом, – топчется вокруг огонька, неутомимо измышляя, как ей с одной, много двух конфорок, напитать голодающую семью хоть бессодержательным, да тёплым варевом, напоить хоть водою, да кипяченою, потому что в сырой – тиф и смерть.“ [733]
732
Амфитеатров А. В. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10, Книга 2, Интелвак / РЛТВО, Москва, 2003, стр. 531
733
Амфитеатров А. В. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10, Книга 2, Интелвак / РЛТВО, Москва, 2003, стр. 531
Другая современница, Н. М. Гершензон-Чегодаева, также констатировала, что все тяготы жизни легли на плечи её матери. И даже несмотря на старания последней, питались в семье ужасно. Сначала у Гершензонов было пшено, которое ели по три раза в день, до одурения. Затем пшено исчезло и о нём стали вспоминать с вожделением. Из кожуры от мороженной картошки делали лепёшки, которые пекли на железной печурке. Обычного чая не было. Как и миллионы других россиян в то время, Гершензоны пили только морковный чай. [734]
734
Гершензон-Чегодаева Н. М. Первые шаги жизненного пути, Захаров, Москва, 2000, стр. 128
По мере ухудшений условий быта в 1918–1921 годах, всё меньше людей в России вело личные дневники и заметки. Помимо экономических факторов вроде нехватки бумаги и роста цен на тетради это объяснялось тем, что у людей на ведение дневника попросту не оставалось сил. К тому же страницы дневника превращались в бесконечную литанию бюрократических несправедливостей, горестей и напастей. Для многих авторов эта ежедневная регистрация произвола и унижения становилась эмоционально невыносима.
К примеру, писатель и поэт Андрей Белый жаловался в весеннем дневнике 1919 года, как валился с ног, страдал от ревматизма, мёрз и ходил греться во „Дворец Искусств“. [735] Вскоре Белый решил прекратить записи. Он написал в заключение: „Прекращаю за неимением времени на неё эту жалкую пародию на дневник. 7-го апреля. Жизнь –
735
Андрей Белый: автобиографические своды: материал к биографии, ракурс к дневнику, регистрационные записи, дневники 1930-х годов / Отв. ред. А. Ю. Галушкин, О. А. Коростелев, Наука, Москва, 2016, стр. 680-681
736
Андрей Белый: автобиографические своды: материал к биографии, ракурс к дневнику, регистрационные записи, дневники 1930-х годов / Отв. ред. А. Ю. Галушкин, О. А. Коростелев, Наука, Москва, 2016, стр. 681
Миколог Зинаида Степанищева охарактеризовала существование ноября 1919 года следующим образом: „Вот советская булочная – к ней подвезли полок-сани с хлебом, хлеб уже внесён в булочную, на санях остались только крошки, отруби, мука. Пять-шесть человек прохожих поспешно собирают себе в рот эти остатки…“ [737]
Несмотря на дифирамбы коммунистическому строю в казённой прессе, никогда ещё слои русского общества не были так похожи друг на друга. Никогда они не были столь уравнены в нужде и страхе. Все граждане как один боролись с голодом, вшами и эпидемиями. Они зябли от стужи, содрогались от бесконечных возмездий и внесудебных расправ.
737
Степанищева Зинаида, Неокончательная правда, Фонд Сергея Дубова, Москва, 2005, стр. 20-21
В послеоктябрьскую эпоху особенно примечателен был феномен выносливости и жизнестойкости населения. Один из мемуаристов, страдающий от хронического недоедания, писал о том, как его удивляла та жизненная энергия и цепкость, которые проявилась у многих людей, даже весьма пожилых и считавших себя „болезненными“. Бывали случаи, когда в условиях вынужденного недоедания людям удавалось избавиться от своих старых недугов. [738]
Публицист С. Н. Трубецкой обратил внимание на то, как удивлялись доктора, когда, нажив в тюрьме воспаление кишок и проболев им, ему всё-таки удалось поправиться. Произошло это без всякой диеты, при ужасной еде того времени, да ещё и в тюрьме. Как заметил сам Трубецкой, профессор Шилов, с которым он разговаривал на эту тему в 1919 году, говорил ему, что согласно научным данным, почти всё население советской России должно было уже вымереть. Трубецкой заключил: „К счастью, как видим, наука тоже иногда ошибается…“ [739]
738
Трубецкой С. Е., Минувшее, „ДЭМ“, Москва, 1991, стр. 201
739
Трубецкой С. Е., Минувшее, „ДЭМ“, Москва, 1991, стр. 201
Наука и вправду ошибалась. Люди, прошедшие через голод, отличались редкой приспособляемостью. Впрочем, губительная продовольственная политика Совнаркома, междоусобица и интервенция не оставляли им другого выбора. Неслучайно, по выражению философа Фёдора Степуна, не только верующим, но и неверующим становилась понятной молитва о хлебе насущном, так как вся Россия, за исключением большевистской головки, ела свой ломоть чёрного хлеба как вынутую просфору, боясь обронить хоть крошку на пол. [740]
740
Степун Фёдор, Бывшее и несбывшеесям том 2, Издательство имени Чехова, 1956, стр. 204
Бескормица и разруха в республике манифестировались таинственными путями. Так в годы „военного коммунизма“ в ряде городов появилось большое количество грызунов. [741] Как заметил писатель Борис Пильняк, это народились мыши, чтобы есть припрятанное. [742]
Москва также по необъяснимой причине была наводнена грызунами. По наблюдению одной мемуаристки, это было удивительным явлением. Мышей развелось такое множество, что они буквально наполняли все квартиры и совершенно перестали бояться людей: „По вечерам они нахально шныряли по полу, задевая ноги сидящих за столом и перебегая по ногам.“ [743]
741
Никитина В. Р. Дом окнами на закат: Воспоминания / Литературная запись, вступительная статья, комментарии и указатели А. Л. Никитина, Интерграф Сервис, Москва, 1996, стр. 87-88
742
Пильняк Б. Собрание сочинений в 6 т. T.1: Голый год: Роман; Повести; Рассказы / Составление, вступительная статья, комментарии К. Андроникашвили-Пильняк, ТЕРРА-Книжный клуб, Москва, 2003 стр. 122
743
Гершензон-Чегодаева Н. М., Первые шаги жизненного пути, Захаров, Москва, 2000, стр. 131