Народная Русь
Шрифт:
Всякие травы знают опытные ведуны-знахари, но — по словам народа — «Нет таких трав, чтобы узнать чужой нрав!» Слышит бедняк-горюн обещание помоги, а в душе-то у него невольно пробуждается вещее слово прозорливой старины: «Пока травка подрастет, много воды утечет!» О самонадеянной, любящей похвастаться молодежи народ отзывается коротко, но ясно: «Зелена трава!» («Молодо — зелено!» — по иному разносказу). «Всякая могила травой порастет!» — в раздумье повторяет народная Русь, иносказательно напоминая о том, что все в этом бренном мире — тлен и суета, все рано или поздно становится жертвою забвения — и злое, и доброе.
LIX
Богатство и бедность
Богатство, по народному определению, прежде всего — благословение Божие; бедность — воплощение лихой беды-напасти. О этом явно свидетельствует и само словопроизводство, вполне согласующееся с бесхитростной мудростью народа-пахаря. Бог, — гласит «Лексикон славенорусский, составленный всечестным отцом Кир Памвою Берындою» (в XVII стол.), — «всебогатый, всех обагачующий (по любомудрцех внешних — ум, по богословцех же — дух)». Потому-то со словом богатство и связывается представление о богоданной силе, а со словом
В зеркале простонародного слова и богатство, и бедность отразились во всей своей яркости и разносторонности, зачастую даже как бы противоречащих прямому их определению. Что слово — то картина, что присловье — то новый образ. «Не тот человек в богатстве, что в нищете!» — красной нитью проходит мысль через все эти картины-образы, созданные могучею русскою речью, окрыленной творческим воображением. Но и богатство не ко всякому человеку одинаково подходит: к одному так, к другому — этак. «Не с богатством жить — с человеком!» — вылетело из народной стихийной души крылатое слово, подсказанное чутким сердцем прозорливца-народа, сознающегося, что хотя в довольстве-сытости и пригляднее живется, но «не в деньгах счастье», а в добром согласии. «Богатство — вода, пришла и ушла!» — нашептывает народу-сказателю долголетний опыт старых, перешедших поле жизни людей. «Глупому сыну не в помощь богатство!», «Ни конь без узды, ни богатство — без ума!» — продолжает он свой умудренный веками наследственной передачи от поколений к поколениям сказ; но тут же, не смущаясь, готов повторить и такие поговорки совершенно противоречивого свойства, как, например, «Богатство — ума даст!», «Богатый — ума купит; убогий и свой подал бы, да ни ломаного гроша не дадут!» и т. д.
Бедность, по меткому слову свыкшегося с ней пахаря, не только плачет, но и «скачет, пляшет, песенки поет». Не иначе, как она же — и в горе не горюющая — сложила про богатства такие крылатые слова красные, как: «Богатым быть трудно, а сытым немудрено!», «В аду не быть — богатства не нажить!», «Мужик богатый — что бык рогатый!», «У богатого черт детей качает!», «Богачу черт деньги копит!», «Богатому не спится, все вора боится!», «Голенький (бедненький) ох, а за голеньким Бог!» и т. п. Множество поговорок-пословиц и прибауток обрисовывает бедность не в таком сумрачном-угрюмом виде, какою она кажется, а у богатства поубавляет ярких красок, какими оно ласкает-манит каждый случайно брошенный в его сторону взгляд. Так, хотя и говорит народ наш, что «Богатому житье, а бедному — вытье», но обок с этим приговаривает, самого-себя оговариваючи: «Кто тороват — тот не богат!», «На что мне богатого, подай тороватого (Не проси у богатого, проси у тороватого! — по иному разносказу)!», «Не богатый кормит — тороватый!», «Не силен — не берись, не богат — не сердись!», «У богатого богатины пива-меду много, да с камнем бы в воду!», «Богатичи, что голубые кони, — редко удаются!»
Не зарится русский мужик-простота, в поте лица — по завету Божию — вкушающий насущный хлеб свой, на чужой достаток. «Земля-матушка — богатительница наша!» — говорит он: «Глядючи на людей, богат не будешь!», «Не на богатство шлись, а на Бога!», «С богатства брюхо пучит, да душу плющит!», «Не от скудности скупость — от богачества!» Сторонится богач от бедняка убогого, а тот и сам не станет набиваться на свойство-кумовство с ним, если только не поддастся зависти — этому одному из семи смертных грехов. «Богатый бедному не брат!» — гласит его смиренно мудрыми устами красноречивая многовековая жизнь. «Бедному — везде бедно!» — изрекает она, но тотчас же не прочь и подсластить свое горькое, что полынь-трава, слово присловием — вроде: «Бедно живет, да по-Божьи!», «Что беднее — то щедрее!», «Бедность — не порок!» «Беден один бес, а у человека нет такой беды, которая была бы на век!», «Куда богатого конь везет, туда бедняка Бог несет!» и т. п. Тяжкою судьбою подсказана русскому народу поговорка — «Никто того не ведает, где нищий обедает!», но и века нужды настолько не сломили его богатырски выносливого духа, что он — с полным сознанием своей силы — повторяет старую молвь, сложившуюся в былые времена: «Не крушит беднота, крушит — лихота!», «Из нужды труд да пот вызволят!», «Нужда потом уходит!», «Что за нужда, коли в руках сила есть!», «Рабочий человек нужду с плеч стряхнет, как работать зачнет!», «Размахнись, рука, — берегись нужда!», «Был бы хлеб да вода — молодецкая еда, и нужды как не бывало!» и т. д.
Нищета — крайняя степень нужды-бедности; но и на нее не слишком угрюмыми глазами смотрит — великий в своем смирении — русский народ. Целый ряд пословиц, поговорок и всяких присловий красноречиво говорит об этом. «Скупой богач», по народному слову, «беднее нищего». Обнищалый люд вызывает в поселыцине-деревенщине не только страдание, но и нечто сродное с преклонением перед его убожеством. «Кого Господь полюбит — нищетою взыщет!» — говорится в народной Руси, завещавшей внукам-правнукам создававших-слагавших ходячие крылатые слова прадедов свой нерушимый-любовный завет: «Сироту пристрой, а нищету прикрой!» Бог, по мнению простых жизнью, чистых сердцем людей, невидимо сопутствует беднякам, впавшим в нищету. «Богатство гибнет, а нищета все живет!» — можно услышать от старых краснословов: «Силен смирением, богат нищетою!», «Нищета ум спасает!», «Нищета спорее богачества!» Бродящая под окнами, кормящаяся именем Христовым нищая братия невольно вызывает в представлении простого русского человека тех «нищих духом», которым — по евангельскому слову — уготовано «царство небесное». Из этого представления и вытекают такие народные речения, как: «Не родом нищие ведутся, а кому Бог даст!», «От сумы не отрекайся!» и т. п. За великий грех на Руси считается изобидеть нищего-убогого. Потому-то и делится с ним каждый, у кого есть каравай на столе да жито в закрому, хоть куском хлеба, чем Бог пошлет, чем хата богата. «У нищего отнять — сумою пахнет!» — говорит вещее народное слово, приговаривая: «Нищий болезни ищет, а к богатому они сами льнут!», «Нищему нет друга, кроме сумы!», «Умная жена — как нищему сума — все сбережет!». Скупые, дрожащие над каждою крохою люди добавляют к этим поговоркам и такие, не приходящиеся по вкусу нищей братии слова, как: «Нищий — везде сыщет!»,
В простонародных загадках не обойден молчанием главный рычаг богатства. «Маленько, кругленько, из тюрьмы в тюрьму (из кармана в карман) скачет, весь мир обскачет, ни к чему сама не годна, а всем нужна!», «Мала, кругла, покатна; как убежит — не догонишь!», «Кругла да поката — день и ночь бежит!», «Что без ног ходит?», «Кругло, мало, всякому мило!», «Молотком побьют и нам дадут!», «Что горит без пламени?» — загадывается в народной Руси о деньгах. Хотя скупость и не в природе русского простолюдина, но потовой-страдный труд научил его быть скопидомом и относиться с уважением ко всякому хозяйственному человеку. «Без деньги — не копейка, без копейки и рубля нет!», «Береги копеечку про черный день!», «Без денег — что без разума!», «И барину деньга — господин!», — обмолвился он про это в старь стародавнюю. Но и деньги — деньгам рознь: есть добытые трудом честным, есть и нажитые недобрыми делами. «Тот прав, за кого праведные денежки молятся!», «У того вековечный достаток, в чьем кармане святые денежки!» — гласит седая народная мудрость; но она же изрекает: «При беде за деньгу не стой!» Пригляделся-присмотрелся народ-краснослов к тому, как деньги копятся: «Деньга на деньгу набегает!» — говорит он: «Деньги на деньгах растут!», «Денежка рубль родит!» и т. д. О богачах, не заслуживших своей жизнью уважения, отзывается неумытное народное слово в таких поговорках, как: «Кабы не деньги, так весь бы — в полденьги!», «При деньгах Памфил — всему свету мил!», «У Фомушки денежки, Фомушка-Фома; у Фомушки ни денежки, Фомка-Фома!», «Много друзей — у кого деньгам вод!» Знает мужик-простота, что «спесь — деньгам сестра»; отсюда и пошло его подсказанное жизненным опытом прозорливое слово: «Изведай человека — при деньгах, тогда и хвались, что знаешь его!»
У торговых людей — свои живучие слова сложились про деньги, — до сих пор с давней поры по светлорусскому простору разгуливают. «Торг без глаз, а деньги слепы: за что отдашь — не видят!» — говорится в их обиходе: «На торгу деньга проказлива!», «Торг денежкой стоит!», «Деньга (цена) — торгу староста!», «Уговор дороже денег!», «Не по деньгам товар!», «По товару и деньги!», «Федюшке дали денежку, а он алтына просит!» Есть и такой неразборчивый люд, что — в своей алчности до наживы — готов всякую прибыль считать праведною. «На деньгах нет знака — какие они!», «Всяка денежка — не погана!» — говорит он. «Ставь себя в рубль, да не клади меня-то в деньгу («в полушку!» — по иному разносказу)!» — в обычае отговариваться обиженным чьим-либо самохвальством.
Деньги — не птица, а с крыльями: перенесут человека, куда тому вздумается, — и сами от него улетят того и гляди. Они, по словам заглядывающих в будущее людей, счет любят: «Хлебу — мера, деньгам — счет!», «Деньги — не щепки!», «Денежка рубль бережет, а рубль голову стережет!», «Без хозяина деньги — черепки!», «Держи деньги в темноте, а девку в тесноте!» — поучают они склонную к мотовству молодежь, падкую до нарядов да разносолов всяких, не по тощему карману мужику-хлеборобу приходящихся. «Дружба — дружбой, а денежкам — счет!» — зачастую можно услышать в деловой беседе: «Брат братом, сват сватом, а денежки — не сосватаны!» Как на чужой каравай не советует разевать рта деревенский хлебоед, так и о чужих деньгах отзывается он: «Не деньги, что у бабушки, а деньги — что в запазушке!» Не любит распускать в долги трудно достающуюся копейку русский скопидом. «В лесу — не дуги, в поле — не хлеб, в долгу — не деньги!» — обмолвился он об этом; но не в деньгах видит он главную силу жизни, как можно заключить из его же слов: «Не деньги нас, а мы деньги нажили!», «Были бы мы, а деньги Бог даст!» По образному народному выражению: «Денежки — что голуби: где обживутся, там ведутся!» Не особенно привык поливающий трудовым потом родимые нивы русский пахарь гоняться за этими «голубями». В противном случае — не сложилось бы у него столь красноречиво говорящих присловий-поговорок, как, например: «Лишние деньги — лишняя забота!», «Больше денег — больше хлопот!». «Деньги — дело наживное!» И эти поговорки — не пустое слово в его правдивых устах.
Русские народные былины создали два ярких воплощения богатства — в своих богатырях: Чуриле Пленковиче и Дюке Степановиче. Первый, впрочем, скорее является олицетворением щегольства-молодечества и более подходит к тем же «бабьим перелестникам», — к которым принадлежит неотразимый победитель разгарчивых сердец Алеша Попович, — хотя при этом и не обладает ни хитростью-изворотливостью, ни силой-мочью последнего. Заезжий богатырь, выходец из земли сурожской — сын богатого Пленка, гостя торгового, набившего сундуки златом-серебром и зажившего «на Почай на реки» — в своем крепко-накрепко огороженном дворе в теремах «до семи до десяти». Дал старый Пленко своему сыну дружину молодецкую, предоставил ему во всем волю вольную, не жалеючи добра, долгими годами накопленного. Поехал Чурило под Киев, стал рыскать-охотиться по княжьим островам непрошен-но, начал обижать мужиков киевских, ловить не только зверье-птаство, а и красных девушек, молодых молодушек. Дошли речи о нем ко двору княженецкому; захотел поймать-наказать Владимир-Красно Солнышко дерзкого похитчика, смелого охотника. Настиг князь своевольника, — настигши, полюбил его за нрав-обычай, за вид молодецкий, взял в свою дружину богатырскую. Зажил Чурило в Киеве, на диво люду киевскому принялся чудить по стольному городу. Щегольство Чурилино собирало за ним целые толпы любопытного народа всякого, где бы он ни шел, куда бы ни ехал; удальство Пленковича заставляло точить на него зубы многих мужей. Все сходило ему с рук, покуда не нашла коса на камень, — не встал он поперек дороги Бермяте, Володимерову дружиннику, старому мужу молодой жены. Тут ему и смерть пришла…