Нарты. Адыгский эпос

Автор неизвестен

— Да умножится твое стадо, Куйцук! Я привез Стране Нартов просо Тхаголеджа, а тебе — жену. Поговори с ней, а то она в неволе, на чужбине, отвыкла от разговоров с нартскими джигитами.

Обрадованная девушка спрыгнула с коня, и Куйцук усадил ее рядом с собою, на камне, у развилины трех дорог, а Сосруко поехал на Хасу, чтобы вручить нартам семена проса.

Ого, как ликовала Хаса! Семь дней плясали, семь дней пили нарты, семь дней продолжались их игры. А когда кончилось празднество, вспахали нарты землю и посеяли благодатные семена проса.

Семена зрели в нартской земле и дали обильные всходы. Такого урожая еще не знала нартская земля! Сварили нарты из проса пасту и понесли ее в дом Сатаней в огромном медном котле. Оказали нарты почет Сосруко: удостоили его великой чести — первым отведать пасту, приготовленную из нового урожая. То была самая великая честь в Стране Нартов, самая великая радость, и Сосруко был счастлив, а Сатаней им гордилась

Как Сосруко добыл огонь

Нарты скачут в поход, Нарты скачут вперед, Чтоб врагов покарать, Чинтов рать разгромить, Скачут в бой по степям, А Сосруко с собой Порешили не брать. Нартов страшный мороз Настигает в пути. Как проехать-пройти? Каждый всадник прирос К этой мерзлой земле, И в седле он дрожит В этих Кумских степях: Мир — в цепях ледяных! Горе нартским бойцам, Горе нартским коням! Стала стужа сильней, Сила мужа — слабей. Старцы-нарты кричат Среди Кумских степей, — Снег у них на глазах, Злоба в их голосах: "Эй, Имыс, есть огонь?" "Нет огня у меня". "Эй, Сосым, есть огонь?" "Нет огня! Нет огня!" "Эй, Химиш, есть огонь?" "Нет огня у меня". "Ашамез, есть огонь?" "Нет огня! Нет огня!" Нет огня у нартов смелых. Разве так в походы скачут? Тут Насрен Длиннобородый Обратился к нартам смелым: "Смертным стал наш путь отныне, Все в пустыне мы погибнем,— Тот,

кто стар, и тот, кто молод. Горе нартам: холод смертный Свалит, превратит нас в трупы! Ох, мы глупы, глупы, нарты, Будет нам вперед наука: Надо было взять с собою Смуглолицего Сосруко, Всадника того, чье имя Чинты в страхе произносят, Чьи следы приносят счастье, Чье участье в деле бранном Все напасти побеждает, Чье копье готово к бою, Пролагает путь к победе, Чей высокий шлем сверкает Нам звездою путеводной, Чьей отвагой благородной, Как кольчугой, мы прикрыты, Чья стрела воюет с вьюгой, Из беды людей выводит, В трудный час находит выход. Мы напрасно, братья-нарты, Поскакали без Сосруко!" Нарты смелые — в печали: Надо было взять Сосруко! Кто там в холоде-тумане На кургане показался? То примчался нарт Сосруко: Там Сосруко, где опасность, Где нуждаются в подмоге! Посреди дороги вьюжной Нартов дружный клич раздался: "Здравствуй, наш воитель грозный, Предводитель знаменитый! Мы в ночи морозной гибнем. Помоги ты, если можешь, Если можешь, разожги ты Поскорей костер горячий!" "Всем удачи я желаю, — Говорит в ответ Сосруко, — Кто же в путь коня седлает, Без огня в пустыню скачет? У меня и малой искры Не найдется, потому что Без огня я в путь пускаюсь, Холода не опасаюсь. Не расстраивайтесь, нарты, Я сейчас огонь добуду. Не отчаивайтесь, нарты, Я для вас огонь добуду!" Он достал стрелу стальную И пустил в звезду ночную, — Падает звезда ночная, Шумно рассыпая искры. Хвалят всадники Сосруко, Нарты руки подставляют, Чтоб согреться хоть немного, Но тревога снова в сердце: Сразу же звезда погасла И растаяла в пустыне, — И опять в кручине нарты! Что же делать Сосруко? Он, могучий, решает Из беды неминучей Смелых вызволить нартов. Он садится, упрямый, На лихого Тхожея, Не робея, летит он На вершину Харамы. Вот он видит, бесстрашный: Дым из башни старинной Вьется, тонкий, и тает, И скрывается в тучах. И дымком осчастливлен, Он тайком подъезжает, — Семь оград, семь колючих Замечает Сосруко: То — жилище Иныжа. Подъезжает поближе, Видит — пламень высокий В сердце круга пылает: То Иныж одноокий, Мощным кругом свернувшись, Спит, храпит, головою Опершись на колени. Озарен головнею, Рот раскрыт, нехватает В нем переднего зуба, А костер все пылает В сердце мощного круга, Ни на миг не слабея… И Сосруко Тхожея Вопрошает, как друга: "Нартам нужен огонь. Что же делать нам, конь?" Конь проржал семикратно: "Ой, Сосруко булатный, Сильнорукий и статный! Не поедем обратно, А подъедем к Иныжу. Как поближе подъедем, — Бег свой конский, горячий Обращу в шаг собачий, Как поближе подъедем, Не пойду по-собачьи,— Подкрадусь по-кошачьи Я, рожденный из пены! Перепрыгну я стены Этой башни старинной, Над Иныжем, бесстрашный, Встану я на дыбы. Победим без борьбы: Наклонись ты к огню И хватай головню". Полетел к старой башне Конь, советчик всегдашний Удалого Сосруко. Как подъехал поближе, — Конский бег свой горячий Обратил в шаг собачий, А подъехал поближе, — Обратил шаг собачий В легкий шорох кошачий, А приблизился к башне, — Быстрым вихрем рванулся, Легкой пылью взметнулся Над старинною башней. А бесстрашный Сосруко Наклонился к огню И схватил головню — Да неловко схватил — Отскочил уголек, На Иныжа упал, Опалил ему бровь — Бровь густая зажглась. Приоткрыл великан Свой единственный глаз, Головни сосчитал — Нехватает одной: Смелый нарт с головней Ускакал далеко! Заорал великан: "Кто меня обокрал? Чтоб тебя, сучий сын, Мой отец покарал!" Не вставая, Иныж Руки вытянул вдруг, Опустил за порог. Стал он шарить вокруг, Семь обшарил дорог. А Сосруко скакал День за днем — семь ночей, А подъехал к реке, — Оказался Тхожей У Иныжа в руке! Посмотрел великан На того, кто посмел Ускакать с головней, Видит — весь он стальной. И подумал Иныж: "Этот малый — крепыш. Хоть и глуп коротыш, А заменит мне зуб!" Так во рту великана Очутился Сосруко. Не смутился Сосруко, Вынул меч смертоносный, Резать начал он десны Великана Иныжа. Не стерпел сильной боли Великан одноглазый: Сразу выплюнул нарта. Оказался на воле Смуглолицый Сосруко! Тут воскликнул Иныж: "Слушай, нартский малыш, Похититель огня! Недруг есть у меня — Смуглолицый Сосруко. Отвечай поскорей: Где он — сын Сатаней, Смуглолицый Сосруко? С великанами в ряд Нарты ставят Сосруко, Так о нем говорят: "Он сильней на земле Всех, сидящих в седле, Великанов сильней Смуглолицый Сосруко!" Говори же скорей: Где он — сын Сатаней, Смуглолицый Сосруко?" Отвечает Сосруко: "У подножия гор Я у нартов пастух. Мало видел мой взор, Много слышал мой слух. Не видал я Сосруко, Но слыхал о Сосруко, Где храбрец — не скажу, Но о нем расскажу". Отвечает Иныж: "Если, нартский малыш, Ты не смог мне сказать, Где гуляет Сосруко, То сумей показать, Как играет Сосруко!" Тут Сосруко встрепенулся, Усмехнулся, молвил слово: "Нет такого человека Среди нартов, что сумел бы Игры повторить Сосруко. Нарты верят: нет такого Великана, что сумел бы В играх победить Сосруко!" Рассердился одноглазый: "Не болтай, пастух плюгавый, А начни свои рассказы Про Сосруковы забавы!" "Я слыхал, для Сосруко Нет милее игры: Он стоит, наш Сосруко, У подножья горы; Абра-камень бросают Нарты с этой горы; Но Сосруко булатный — Богатырь настоящий: Лбом толкает обратно Абра-камень летящий!" "Мне ли это не под силу? Ну-ка живо, пастушонок, Камень ты пусти с обрыва!" Нарт берет огромный камень И с горы его бросает, Великан огромный камень Ловит лбом и лбом толкает, Возвращает на вершину, Громко восклицает: "Право, Хороша забава эта! От нее — поесть охота, А работа — лбу на пользу: От ударов лоб крепчает! Мне игра пришлась по нраву, Но забаву потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь?.." Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Тут уводит подальше Великана Сосруко, Говорит великану: "Тот, чье имя — Сосруко, — Так твердит нартский род,— Опускаясь на землю, Открывает свой рот; В рот кладут ему стрелы. А Сосруко умелый Их головки жует, — Он жует и смеется, А концами плюется!" "Рот набей мне доотказу: Не боюсь такой работы!" — Усмехается и сразу Опускается на землю Великан широкоротый, Открывает пасть большую. Набивает доотказу Стрелами ее Сосруко. Нипочем Иныжу злому Нарта юного уловки! Великан жует головки, А концами стрел плюется И смеется над Сосруко: "Пастушонок нартский! Право, Хороша забава эта: Придает слюне свирепость, А зубам — стальную крепость! Мне игра пришлась по нраву, Но забаву

потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь?.." Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Тут уводит подальше Великана Сосруко, Говорит великану: "Тот, чье имя — Сосруко, Тешит душу такою Удалою забавой: Перед ним, храбрецом, Нарты ставят котел, Наполняют свинцом Исполинский котел, На огонь его ставят, И свинец они плавят Девять дней и ночей — Вот игра силачей! Ой, Сосруко недаром Среди нартов прославлен! Вот в свинец он садится, Что кипит, что расплавлен, И сидит он в котле, Словно всадник в седле, Ждет, когда, наконец, Затвердеет свинец!" "Мне ли это не под силу? — Говорит Иныж с зевотой, — Я в котел с охотой сяду!" Юный нарт огонь разводит — На огонь котел поставлен. Девять дней-ночей проходит — И свинец в котле расплавлен. Великан в свинец садится, Вместе с ним затвердевает, Но рывком могучим тело От свинца он отрывает, Восклицает одноглазый: "Я своим доволен делом, Телом стал стократ сильнее, Захотелось пообедать! Мне игра твоя по нраву, Но забаву потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь? А не знаешь — будет худо: Сам себя я позабавлю, Я живьем тебя расплавлю!" Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Смуглолицый Сосруко Речь такую заводит: "Ой, двужильный, двуглавый, Не спеши пообедать, Чтоб успел я поведать О забаве последней: Там, где в океан глубокий Устремляются, вскипая, Всех семи морей потоки, — Опускается в пучину, Дна стопой не доставая, Ртом воды не набирая, Тот, кого зовут Сосруко. Дуют, дуют старцы-нарты, Семь ночей, семь дней колдуют, Замораживают море, Смуглолицого Сосруко Замораживают в море. Он в пучине, в лед одетый, Семь ночей, семь дней проводит, Дожидается рассвета, Гордо плечи распрямляет, Лед ломает и выходит". "Мне ли это не под силу!" — Восклицает одноокий. Нарт его туда приводит, Где семи морей потоки В океан глубокий, грозный Устремляются, сливаясь. Опускается в пучину Великан Иныж, стараясь Не коснуться дна стопою И в воде не захлебнуться. Холод напустил Сосруко И в пучине океана Великана заморозил. В той пучине великана Семь ночей, семь дней держал он, А потом сказал он: "Выйди!" Не был великан в обиде. Поднатужась, одноглазый Сильными повел плечами — Лед могучий треснул сразу. "Погоди! — вскричал Сосруко. — Я нагнал не все морозы, Трещины не все заделал, Лед еще не очень крепок!" Дунул нарт — взвились метели, Затрещал мороз жестокий, И семи морей потоки На бегу оцепенели! Нарт в пучине океана Великана заморозил, Крепким льдом сковал он воду, Злобному уроду крикнул: "Эй, Иныж, попробуй, вырвись, Ты из плена ледяного!" Поднатужась, одноглазый Плечи распрямляет снова, Гневно силы напрягает. Вот на лбу надулись жилы, Глаз единственный моргает, — Поздно: в этом льду могучем Заморожен одноглазый! Вынув быстрый меч из ножен, Тут подумал нарт Сосруко: "Я врага сковал надежно, Душу можно позабавить — Обезглавить великана!" Но подул Иныж свирепый И отбросил он Сосруко Сразу на два перехода. Прискакал назад Сосруко, Сзади подскакал к Иныжу, Осадил на льду Тхожея, Чтоб злодея обезглавить, Но бессилен меч двуострый: Волоска снести не может И царапинки оставить! Загремел одноглазый: "Если б не был я глупым, Догадался бы сразу По твоим тонким икрам, По твоим хитрым играм, Что я вижу Сосруко: Смерть приходит к Иныжу! Ой, Сосруко булатный, Ратный всадник ты нартский! Не трудись понапрасну, — Головы не отрубишь, Только меч ты затупишь! Поднимись-ка ты лучше На порог моей башни, На дверях моей башни Меч увидишь могучий. Этот меч ты прославишь: Обезглавишь Иныжа!" Повернул коня Сосруко, К башне великана скачет. "Нет ли хитрости, обмана, Западни в речах Иныжа?" Так подумав, нарт Сосруко Открывает двери башни, Только сам не входит в башню, А полено он бросает И срывается мгновенно С притолоки меч могучий И вонзается в полено. Нагибается Сосруко, Меч за рукоять хватает, И назад с мечом Иныжа Возвращается Сосруко. Великан, его увидев, Зарыдал рыданьем громким: "Ой, Сосруко, всадник ратный, Нарт булатный, статный воин! Я спокоен был, я думал, Что моим мечом ты будешь Обезглавлен, что навеки Буду от тебя избавлен. Меч в твоих руках я вижу, Смерть пришла к Иныжу ныне. Если так — в моей кончине Пусть отраду, нарт, найдешь ты. Обезглавь меня скорее, Вытяни из шеи жилу, Опояшь себя, и силу Великана обретешь ты, И тогда никто из нартов И никто из великанов Одолеть тебя не сможет!" Отвечал ему Сосруко: "Не за сказками я прибыл, — Прибыл на твою погибель, Чтоб добыть огонь для нартов, Чтоб спасти друзей от смерти. Не нужна твоя мне жила, Полная отравы мерзкой: Только сила человека На земле достойна славы!" Так воскликнув, нарт Сосруко Обезглавил великана И коня к друзьям направил, Захватив огонь Иныжа. От мороза, от метели Коченели, сжавшись в кучи, Нарт могучий, конь летучий, — Исходили в горьком плаче. Прискакал к друзьям Сосруко И развел огонь горячий, Отогрел коней и нартов. Нарты поклялись в пустыне: "Ой, отныне без Сосруко Никуда мы не поедем — Ни в походы, ни в набеги, В том навеки мы клянемся!"

Как Сосруко добыл красавицу Бадах

В Стране Нартов славилась красотой Бадах, дочь Джилахстана. "Днем она солнце, а ночью — луна", — так говорили о ней нарты. Радостно любовался старый Джилахстан красотой своей дочери, но мало-помалу эта радость обратилась в кичливость. "Не родился еще человек, достойный стать женихом моей дочери", — хвастался он всюду, и слова его достигли ушей Сосруко. Решил Сосруко отправиться в путь, поглядеть — вправду ли так красива Бадах, как о ней говорят.

Вот едет Сосруко на своем Тхожее, едет-скачет и видит: расходятся в разные стороны три дороги, а на распутье сидит пастух Куйцук, и вокруг него пасутся козы.

— Желаю тебе счастливого дня! — приветствовал его Сосруко.

— И мы — и я, и козы — желаем тебе счастливого" дня! — отвечал Куйцук.

Он был печален, ибо недавно овдовел: умерла нартская девушка, которую дал ему в жены Сосруко, освободив ее из неволи.

— Какие новости в наших краях? — спросил Сосруко. — Ты ведь сидишь на развилине трех дорог, стало быть, ни одна новость не минует тебя.

— Утроба моя всегда пуста, а уши полны новостями, — сказал Куйцук. — Я даже знаю, по какой при чине ты отправился в путь. Но ты опоздал. Много нартов опередило тебя, и цель у всех одна: коновязь Джилах стана. Среди нартских витязей, поскакавших к Джи лахстану, найдешь ты и Шауея, сына Канжа, и Батараза, сына Химиша, и славного Бадыноко. Я бы тоже туда от правился, да не знаю, на кого оставить своих коз. Ду маю: ну, не выдадут за меня Бадах, зато я хоть раз взгляну на ее красоту!

— А почему не выдадут? Надо испытать свое счастье. Давай поедем вместе.

— Нет, Сосруко, не поеду я с тобой. Надменная Бадах отказывает сильнейшим нартским витязям. Мне ли, простому пастуху, тягаться с ними? Даром, что ли, свою честь позорить, честь пастуха коз? Вот сижу я на развилине трех дорог, и мимо меня скачут нартские витязи, скачут во весь опор, гордо сидя в седле, не удостаивая меня своим взглядом. Зато с какой гордо стью смотрю я на них, когда они возвращаются с по никшими головами, с печалью во взоре, а кони их, опустив челки к земле, еле-еле волочат ноги! И я сразу вижу: вот этому не дали взглянуть на Бадах и выпрово дили вон, вот этого не пустили дальше кунацкой, а перед этим даже ворота в крепость не открыли! По тому что такова красавица Бадах: сидит она в башне и смотрит на приезжающих всадников. Не понравится ей всадник — его и в крепость не пустят, а понравится издали — его ведут во двор, и тут-то Бадах, разглядев его поближе, велит его прогнать, даже не пригласив в кунацкую.

— Ну! — удивился Сосруко, но все-таки погнал Тхожея к крепости Джилахстана.

Когда он подъезжал к крепости, заметила его из своей башни красавица Бадах. Она воскликнула:

— Если жив тот, кого зовут Сосруко, то он сейчас приближается к нам! Имя Сосруко днем и ночью на устах у всех нартов. Что ж, испытаем его мужество.

И Бадах приказала отвалить абра-камень и впустить Сосруко в крепость.

Сосруко въехал во двор и стал искать глазами коновязь, но такое множество оседланных коней стояло на дворе, что коновязи не было видно. "Это — кони женихов, и я отсюда уеду с позором", — подумал Сосруко. Смутно стало у него на сердце. Он привязал Тхожея к абра-камню и направился к кунацкой. Не успел он дойти до нее, как вышел ему навстречу сам Джилахстан. Хмель играл в его глазах. Отец красавицы окинул Сосруко презрительным взглядом и сказал:

— Ага, и ты, сын пастуха, прибыл вслед за нартскими витязями! Что ж, приступим к делу сразу, без лишней болтовни. Видишь этих могучих альпов, привя занных к коновязи? Их хозяева ищут руки моей дочери. Подумай, можешь ли ты тягаться с родовитыми нартами, если даже им не досталась моя дочь? Подумай, сын пастуха, и поезжай назад на своем захудалом сосунке!

Никто еще так надменно не разговаривал с Сосруко, никто еще так презрительно не смотрел на него, и всадник смутился от неожиданности. А маленький Тхожей, обиженный за хозяина и за себя, вдруг дернул поводья, привязанные к абра-камню, подбежал к коновязи, разогнал всех нартских альпов и сам стал у коновязи. Ярость коня придала силы Сосруко. Он сказал:

— Если ты хочешь приступить сразу к делу, Джи лахстан, то я готов. Видишь, как мой Тхожей разогнал всех нартских альпов и сам занял всю коновязь? Вот так же я заставлю удалиться всех нартских витязей и получу в жены твою дочь!

И так понравился самому Сосруко его ответ, что он рассмеялся от удовольствия. Но и Джилахстан рассмеялся — от кичливости:

Все сыновья пастухов мечтают о Бадах, но не все так дерзки, как ты. Если решил ты тягаться с нартскими витязями, то не болтай попусту, а попробуй-ка для начала выдернуть из земли пику нарта Бадыноко!