Нарушая правила

Устинова Юлия

Тим жалуется, что у него так и не получилось найти нужный ракурс, чтобы заглянуть под юбку статуе Свободы на Манхэттене, а еще, что в тот день в Нью-Йорке было дико холодно и ему на плечо нагадила чайка. А Марк, к слову, замечает, что вживую видел только Эйфелеву башню, что-то там в Берлине и знаменитый небоскреб в Дубае.

Я скромно молчу. Не хвалиться же мне тем, что я и шагу не ступила за пределы Ростовской области.

А потом нас просят спуститься в столовую.

Вот тогда я снова начинаю нервничать, вспоминая холодный взгляд, которым

меня встретила хозяйка дома. Так смотрят, когда хотят намекнуть, что человек находится не на своем месте. Но я и не напрашивалась. И впечатление на мать Тима производить не собираюсь.

Да с какого перепуга?

Однако, спускаясь по лестнице вслед за Чемезовым, я с недовольством дергаю свой свитер цвета детской неожиданности. Жалея, что не надела что-то более подобающее случаю и окружающей обстановке, веду ладонью по гладким перилам и замираю на месте, когда вижу на одной из стен холла голову оленя. Он смотрит на меня застывшим взглядом, отчего мне становится не по себе.

Господи. Дикость какая.

Тим уже просветил меня, что его отчим — большой начальник из Минприроды увлекается охотой, когда в коридоре второго этажа я обратила внимание на кабанью голову и чучело глухаря.

— Тебе Бэмби понравился? — интересуется Тим, оглянувшись.

— Им что, дают имена? — недоверчиво смотрю на него. Улыбка парня говорит о том, что он снова надо мной прикалывается. — Ясно. Не дают.

В этот момент напольные часы из дерева с римским циферблатом начинают отбивать три часа. Я вздрагиваю от неожиданности.

— Расслабься, — усмехается Чемезов и подходит ко мне, протягивая ладонь. — Мы быстро отсидим официальную часть и пойдем веселиться.

Я неуверенно поднимаю руку, и Тим берет ее в свою.

Не спрашивайте, зачем мы держимся за руки.

Я сама не знаю.

Но мне так спокойнее.

Через двойные двери мы входим в большую светлую столовую, где все вокруг такое же помпезное.

— Ну наконец-то, — произносит сидящий за столом мужчина, смерив нас придирчивым взглядом.

После чего он хватает со стола сложенную салфетку и резким жестом расправляет ее.

Нормально так познакомились, да?

Неловко поежившись, я смотрю на Чемезова. На его лице ходят ходуном желваки. Похоже, он не шутил, когда предупреждал насчет своего отчима.

— Прошу к столу. Тим, не стой истуканом, поухаживай за нашей гостьей, — натянуто произносит Татьяна Сергеевна. — Марк, а что это на тебе? — прищуривается женщина, глядя младшему сыну на ноги. — Носки?

— Это кеды, мне Дина подарила, — говорит он с гордостью.

— Миленько, — Татьяна Сергеевна переводит на меня любопытный взгляд.

Я же любуюсь своей работой. Тапочки подошли Марку просто идеально, но, боюсь, это ненадолго. Ведь мальчики растут не по дням, а по часам. Да и не носят в этом доме тапочки.

Тим ведет меня к столу,

двигает стул и усаживает, сам садится слева, а его брат — напротив. Мать и отчим Чемезова расположились в противоположных концах большого стола.

Я исподтишка разглядываю отчима Тима.

На вид ему около пятидесяти, хотя в светлых волосах совсем не видно седины. А вот на красном одутловатом лице отражается выражение нетерпения. Мужчина грузный, широкоплечий, здоровый, как бык, а руки… бррр… у него даже пальцы волосатые. Глядя на них, я представляю, как он расправляется с несчастными зверушками на охоте, и сглатываю вставший в горле ком.

Мать Тима, наоборот, выглядит очень молодо и элегантно. Они как Красавица и Чудовище. Хотя, нет. Скорее, как Снежная Королева и Чудовище. Ну, в общем, вы поняли, куда я попала.

— Володя, это Дина, полагаю, новая знакомая Тимофея, — представляют меня человеку-быку.

— Владимир Петрович, — сухо бубнит мужчина.

Я тихо здороваюсь, по интонации понимая, что на этом разговор исчерпан.

— Вообще-то, Дина — моя девушка, — заявляет Чемезов.

У меня отвисает челюсть.

— Ах, вот оно что, — у матери Тима тоже.

“Какого хрена ты несешь?” — кричит мой взгляд.

— Что там у нас? Я голодный, как слон, — легкомысленно бросает парень, хватая вилку.

Чувствую, как мне на колено приземляется его теплая ладонь, при этом вижу, что Татьяна Сергеевна смотрит прямо на меня, и машинально хватаюсь за вилку и нож.

Тим проводит ладонью по моему бедру и убирает руку, которую я отрежу ему чуть позже. Я снова посылаю ему убийственный взгляд, на что Чемезов подмигивает и с наглой улыбкой демонтирует свою ямочку на щеке.

Начинается обед.

Сервировка стола богатая: красивая скатерть, живые белые розы, узорчатая сине-белая посуда, в вазах зачем-то лежат лимоны. Как по мне, на столе слишком много всего, однако сами блюда довольно простые, хотя и непривычные.

Глаза разбегаются от разнообразия закусок с морепродуктами.

Перед каждым стоит теплый салат.

— Что за гадость? — Тим озвучивает свои вкусовые ощущения после того, как попробовал его.

Владимир Петрович останавливает работу своих челюстей.

— Тима, не выдумывай! — хмурится мать Тима. — Там спаржа и пророщенные бобы. Салат отличный, просто кто-то переел фастфуда и прочей ерунды и теперь не может оценить нормальную человеческую еду.

— Просто кто-то вынужден питаться фастфудом, — парирует Тим.

— Нет, ты только его послушай, — встревает отчим. — Сидит на шее у родителей и еще права качает. Будь ты моим сыном, я бы тебя вообще на сухари посадил и больше ни копейки не дал!

— Будь я твоим сыном, я бы застрелился, — рявкает Тим. Красное лицо мужчины багровеет еще сильнее, а ноздри раздуваются. — Знаешь, мама, салат и правда отличный, — удовлетворенным тоном соглашается Чемезов, перемешивая зеленое месиво. — Напоминает коровью отрыжку.