Нарушая условности
Шрифт:
А еще меня волновал вопрос, который я боялась сама себе задать, но раз это в последний раз…
Когда я начала испытывать к Андрею Викторовичу чувства? Почему я не вырвала их с корнем и не покромсала на мелкие кусочки?! И где-то глубоко внутри я знала ответ. У этих чувств не было начала, я просто упала в них с головой, будто с надувной горки в море, и начала захлебываться ими, впуская их внутрь, а как выбраться из-под толщи воды этих чувств я просто не знаю.
Автобус прибыл в место назначения и, очутившись на автовокзале, я поняла, что меня тянет домой. Не было еще и семи утра, но я знала, что бабуля с дедулей уже не спят. Достала
– Леся, девочка моя! – громко вскрикнула бабушка и крепко обняла меня. Мне пришлось немного согнуться, чтобы мы стали одного с ней роста. В ответ я тоже обняла ее и расцеловала в щеки.
– Привет, бабуля.
– А ну хватит холод в дом запускать, быстро заходи, - скомандовала Соловьева старшая, - Давай, иди мой руки, а я как раз булочки из духовки достану.
Она развернулась и пошла на кухню, я зашла в квартиру и закрыла за собой дверь. Сразу же уловила запах свежей выпечки. Бабушка замечательно печет, она из ничего может сделать просто объедение. Я сняла с себя куртку и шапку, расстегнув, поставила в сторону сапоги и прошла вглубь. Было странное ощущение… Вроде, здесь все такое родное и знакомое и в тоже время чужое.
Зашла на кухню и сразу же увидела дедушку. Искренне улыбнувшись, я подошла и поцеловала его.
– Лисенок, наконец-то пришла к старикам, - поддразнил дедуля, за что я показала ему язык и вымыла руки в раковине, воду по детской привычке стряхнула с рук на пол, за что тут же получила полотенцем по пятой точке от бабушки.
– Сколько раз говорить, не делать так?
– проворчала она и поставила чайник на конфорку.
– А Наталья где? – задала я вопрос, который с самой первой секунды, как я переступила порог квартиры, пытался вырваться наружу.
– Наташенька спит. Она же устроилась работать в магазин, Люба помогла устроить ее, и вот уже третий день работает. Устает, бедненькая, с восьми утра на ногах и до девяти вечера, - раскладывая булочки на тарелку и ставя на стол, рассказала бабушка. Я посмотрела на часы, почти половина восьмого.
– А ей разве не пора вставать?
– спросила я и отщипнула кусочек от свежей, горячей сдобы.
Бабушка только отмахнулась от меня и поставила напротив меня чашку с ароматным чаем.
– Ешь давай! А то смотреть больно, ходишь костями гремишь. У себя, небось, и не ешь ничего! – пожурила меня бабуля, а я лишь закатила глаза и взяла булочку с тарелки.
– Лида, отстань от дитя. Лучше потом с собой ей положи, - я посмотрела на деда, а он лишь пожал плечами, - Чтобы потом покушала.
– Отказываться не стану, – с набитым ртом ответила я.
– Как там Юра? Замуж еще не позвал?
– как бы невзначай спросила бабушка, глядя на меня невинными глазами.
– Бабуль, ну какой замуж? Мы с ним расстались. Я просто живу у него, считай, снимаю комнату и все.
– Не понимаю, чего ты хвостом виляешь? Такой парень хороший, ладный…
– Ну прекращай уже, Лида. А то спугнешь Лисенка и опять приходить не будет, – дедуля оборвал монолог
Тут на кухню вплыла мать, и она явно была не в настроении. Видимо, она сходила в парикмахерскую, так как ее волосы стали заметно короче и смотрелись довольно-таки ухоженными. На лице макияж. Одета она была в коричневый свитер под горло и синие джинсы. Выглядела намного лучше, чем в прошлую нашу встречу, я бы даже сказала, она была привлекательной. Увидев меня, глаза женщины блеснули, и на губах появилась ухмылка.
– Смотрите, блудный попугай вернулся, – язвительно сказала она и начала наливать кипяток в термос.
– Наташа! – предупреждающе сказал дедушка.
– Я просто пошутила папочка, – невинно сказала она, а меня аж передернуло от такого обращения.
Я решила никак не реагировать на ее колкость, буду продолжать ее игнорировать. Мне даже и не хотелось ввязываться с Натальей в словесную перепалку. Мы с ней самые родные люди по крови и настолько незнакомые и равнодушные в реальности. После стольких лет мне даже не жаль, что все так вышло.
Наталья ушла из дома без пяти восемь, хотя магазин и находился в соседнем доме, не думаю, что это приемлемо, приходить на работу точно перед открытием, но бог с ней. Выкинув из головы все мысли про мать, вернулась к разговору с бабушкой с дедушкой.
Я пробыла в квартире Геннадия Петровича и Лидии Владимировны до самого вечера, пока бессонная ночь переживаний не дала о себе знать. Меня начало нещадно клонить в сон, и бабушка с дедушкой упрашивали, чтобы осталась, но я отказалась.
Когда приехала домой, Юры не было. Позвонила и спросила, когда он будет, он не знал, и я решила, что не буду его ждать, лягу спать. Достала из пакета булочки и оставила их на столе вместе с запиской «Привет от бабули». После того эпизода на кафедре никаких поползновений в мою сторону Пронин больше не предпринимал, а я в свою очередь делала вид, что ничего и не произошло, не хотелось ничего осложнять.
Приняла быстро душ и, надев пижаму, юркнула под одеяло. Вспомнила, что телефон бросила обратно в сумку, постаралась, не вставая с кровати, дотянуться до сумки и, на удивление, у меня это получилось, вот только все содержимое вывалилось на пол. Ругаясь себе под нос, начала собирать вещи и увидела среди них билет на автобус. Знаете, когда пытаешься о чем-то не думать, то думаешь только об этом. Вот и я, стараясь не думать об Андрее Викторовиче, думала только о нем. Точнее, я старалась обмануть сама себя, снова и снова. Вот я думаю о голубом небе, потому что хочу, чтобы скорее наступила весна, а не потому что глаза Громова этого же цвета. Думаю о том, чтобы чаще носить белые блузки в университет и это не из-за того, что Андрей Викторович носит белые рубашки. И говорить я стала тише не из-за того, что подражаю его правильно поставленному голосу.
Среди разбросанного содержимого сумки я нашла банковскую резинку и идея пришла сама с собой. Надела ее себе на запястье и, как только мысли начинали снова вертеться вокруг Громова, я оттянула резинку и отпустила, ударив себя по нежной коже запястья. Вспышка резкой боли заставила меня тихо вскрикнуть, я не ожидала, что будет настолько больно. Зато все мысли о Громове разлетелись в разные стороны, как стайка перепуганных воробьев. Но не успела я порадоваться победе, как снова начала думать об Андрее Викторовиче. Я снова ударила себя резинкой.