Нарушенная клятва
Шрифт:
— Ты ее телохранитель, — говорит она. — Рэйлан?
— Верно.
— Я Несса.
— Я знаю, — говорю я. — Риона часто говорит о тебе.
— Правда? — говорит Несса, ее глаза светятся от удовольствия.
— Да, — говорю я. — Намного больше, чем о Каллуме. Он ей вообще почти не нравится.
Несса смеется. Ее смех выше, чем у Рионы, но темп тот же.
— Ты забавный, — говорит она. — В этом есть смысл.
— В чем?
— Риона притворяется такой серьезной. Но она любит смеяться… ты просто должен заставить ее.
— Я понял это со временем, — говорю я. —
— Лучше не говорить об этом слишком громко, — улыбается Несса. — Вдруг она нас услышит.
— Я бы не осмелился сказать за ее спиной то, что не сказал бы ей в лицо.
Несса смотрит на свою спящую сестру, ее лицо полно нежности. Затем она прикусила губу, выражение ее лица снова стало озабоченным.
— Бедная Риона, — говорит она. — Она была так близка с дядей Ораном… Я не могу поверить, что он мог так с ней поступить.
Я думаю о том, что сказал Фергус. И я думаю, что бы я хотел сделать с Ораном, если бы он был жив. Фергус прав. Оран легко отделался, выстрелом точно между глаз.
Несса видит убийственное выражение на моем лице. Это не пугает ее, а, кажется, радует.
— Я рада, что ты здесь, — говорит Несса. — Ты собираешься остаться здесь с ней?
— Да, — говорю я твердо. — Я никуда не уйду.
— Хорошо, — говорит Несса. Она наклоняется и нежно целует Риону в щеку. — Скажи ей, что я пришла повидаться с ней, — говорит она. — Я приду еще раз после обеда.
— Я скажу ей, — обещаю я.
Я рад, что буду единственным в комнате, когда Риона наконец проснется. Я бы не хотел сидеть сложа руки и позволить остальным толпиться вокруг нее. Не хотелось бы пытаться скрыть то, что я чувствую.
Когда ее веки открываются, первое, что она видит — это мое лицо. Я наблюдаю за ее выражением. Я вижу облегчение и счастье в ее глазах.
— Рэйлан, — шепчет она.
Ее голос хриплый из-за трубки, которую ей вставили в горло.
— Ты не должна говорить, — говорю я ей.
— Да, я должна, — говорит она.
Я беру стакан с ледяной водой, который оставили медсестры, и подношу соломинку к ее губам, чтобы она могла сделать глоток. Когда она проглотила воду, ей стало легче говорить.
— Ты спас меня, — говорит она. — Опять.
— Ты спасла себя, — говорю я ей. — Ты застрелила Орана.
Она хмурится, в ее глазах вспыхивает зеленый огонь.
— Этот мудак, — говорит она. — Он украл деньги, а не Джош.
— Я так и думал, — говорю я. — Я не думал, что ты застрелила его только за то, что у него плохой вкус на рубашки.
Риона хрипловато хихикает.
— Не шути, — говорит она. — Я не могу сейчас смеяться.
— Я ничего не могу с собой поделать, — говорю я. — Я сделаю все, чтобы ты улыбнулась.
Теперь она улыбается. Она протягивает руку и нежно касается моего лица.
— Я не могу поверить, что ты вернулся сюда, — говорит она.
— Ради тебя я готов пойти куда угодно, Риона. Я готов на все. Я знаю, что мне, наверное, не стоит говорить тебе об этом. Тебе ничего не нравится, если это слишком легко. Но это правда — ты обвела меня вокруг пальца.
— Я могу сказать тебе то же самое, — говорит она, выгнув
— Да? Ну, ты была самым длинным выстрелом, который я когда-либо делал. Как ты думаешь? У меня получилось?
— Да, — она пытается сдержать улыбку, но не может. — Я не знаю, как ты это сделал, но ты попал в яблочко.
Я не могу перестать ухмыляться. Мне приходится наклониться над больничной койкой, чтобы поцеловать ее. И то, что должно было быть нежным, осторожным поцелуем, превращается в нечто гораздо более жесткое и глубокое. Потому что меня захлестнуло слишком много эмоций — облегчение от того, что эта женщина, которую я обожаю, находится в моих объятиях в целости и сохранности. Счастье от того, что она хочет видеть меня здесь. И это сильное желание, которое разгорается от мягкости ее губ и запаха ее кожи. Желание, которому наплевать, что она застряла в этой постели с капельницей в руке. Я все еще хочу ее. Я хочу ее так, как никогда ничего не хотел.
Я не знаю, что бы я сделал, если бы медсестра не прервала нас.
— Не раздавите пациента, — говорит она мне. — Ты знаешь, что я даже не должна была разрешать тебе остаться на ночь.
— Ну, вам бы понадобилось гораздо больше медсестер, чтобы вытащить меня отсюда, — говорю я.
— У нас есть медбрат по имени Барни, — говорит она. — Он был нападающим в Пенн Стейт.
— Хорошо, — усмехаюсь я, отступая назад, чтобы медсестра могла взять у Рионы показатели. — Не натравливайте на меня Барни.
27. Риона
Медсестры заставляют меня оставаться в больнице целых три дня.
Это почти невыносимо до такой степени, что, несмотря на мою благодарность за их прекрасный уход и все стаканы ледяной воды, которые они мне приносят, я могла бы серьезно с ними поругаться. Вот только Рэйлан рядом со мной, смеется и шутит, сглаживая мое раздражение от того, что мне в восьмисотый раз измеряют давление.
Он — моя опора. Единственный человек, который может смягчить боль, которую я чувствую, зная, что дядя Оран пытался убить меня. Это предательство, которое глубоко ранит. Не только потому что я искренне уважала своего дядю, но и потому что я так плохо оценила его характер. Это дало трещину в моем представлении о собственном здравом смысле.
Но я была права, по крайней мере, в отношении одного человека: мужчины, сидящего рядом со мной. Рэйлан прилетел в Чикаго, чтобы убедиться, что я в безопасности. Он спас меня, когда больше некому было это сделать. С тех пор он не отходит от меня ни на шаг, разве что почистить зубы или сходить в душ в моей больничной палате.
Мы так счастливы снова быть вместе, что только об этом и говорим.
Мы не обсуждаем нависший вопрос о том, как нам оставаться вместе в течение долгого времени. Я знаю, что семья Рэйлана хочет, чтобы он вернулся домой. Но моей семье я нужна здесь, как никогда. После смерти дяди Орана я нужна им, чтобы возглавить юридическую фирму. Не просто, как партнер, а как управляющий партнер. Она не может достаться никому другому, только члену семьи можно доверить наши самые уязвимые секреты.