Нас немного
Шрифт:
Внезапно у Догзард появились более важные причины для беспокойства, чем самозванцы, утверждавшие, что они - Бог.
Роджер отскочил от стены, когда стошестидесятикилограммовая разъяренная Догзард с леденящим кровь рычанием оттолкнула его в сторону и ворвалась в комнату. Ему удалось удержаться, не упав совсем, и его голова повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть результаты.
– Святой Аллах!
– ахнул Халид, когда красно-черная тварь отбросила человека в броне со своего пути и бросилась в атаку. Он попытался поразить ее одноразовым выстрелом, но она
Роджер оттолкнулся от стены, когда Догзард подняла свою испачканную морду. Ее мощные челюсти буквально обезглавили другого мужчину, и собака-ящерица бросила на Роджера наполовину пристыженный взгляд, затем схватила тело и оттащила его за диван. Раздался хруст и раздирающий звук.
Роджер, прихрамывая, направился к кровати, ковыляя на своей шариковой пушке и стаскивая шлем.
– Мама, - сказал он, глаза затуманились от слез.
– Мама?
Александра уставилась на него снизу вверх, и его сердце сжалось, когда боевая фуга отпустила его, и состояние императрицы действительно стало очевидным.
Его воспоминания о матери включали слишком мало личных, неформальных моментов. Для него она всегда была далекой, почти богоподобной фигурой. Авторитарное божество, одобрения которого он жаждал превыше всего... и знал, что он никогда не добьется этого. Хладнокровная, сдержанная, всегда безупречная и владеющая собой. Именно такой он запомнил свою мать.
Но эта женщина не была ни тем, ни другим, и грубая, с красными клыками ярость внезапно поднялась в нем, когда он увидел скудное нижнее белье, цепи, постоянно прикрепленные к ее кровати, и синяки - много, много синяков и рубцов - которые могла бы скрыть ее одежда... если бы на ней была какая-нибудь одежда. Он вспомнил, что Катроне сказал о том дне, когда они рассказали ему, как Эйдула контролировал ее. Эйдула... и его отец.
Он посмотрел ей в глаза, и то, что он там увидел, потрясло его едва ли не больше, чем ее физическое состояние. В них был гнев, ярость и неповиновение. Но было нечто большее, чем это. Там был страх. И виднелась сумятица. Это было так, как будто ее взгляд то появлялся, то расплывался. На одном дыхании он увидел яростный гнев, осознание того, кем она была, и ее ненависть к тем, кто сделал это с ней. И в следующий миг она была просто... ушедшей. Кто-то другой смотрел на него теми же глазами. Кто-то, дрожащий от ужаса. Кто-то, не уверенный в том, кто она такая и почему она там оказалась. Они колебались взад и вперед, эти два человека, и где-то глубоко внутри, за мерцающим, размытым интерфейсом, она знала. Знала, что она сломлена, беспомощна, превратилась из далекой фигуры, олицетворяющей силу и авторитет, которая всегда была матерью, которую, как он знал теперь, он беспомощно обожал, даже когда тщетно пытался каким-то образом завоевать ее любовь в ответ.
– О, мама, - прошептал он, выражение его лица было таким же напряженным, как и его сердце, и подошел к ней с кровати.
– О, мама.
– К... кто ты?
– потребовала императрица резким, дрожащим шепотом, и его челюсти сжались. Конечно. Она никак не могла узнать его за маскирующей модификацией Огастеса Чанга.
– Это я, мама, - сказал он.
– Это Роджер.
– Кто?
– она моргнула, глядя на него, как будто пыталась сосредоточиться на его лице, а не найти какой-то внутренний фокус в вихрящемся хаосе своего собственного разума.
– Роджер, мама, - мягко сказал он, протягивая руку, чтобы, наконец, коснуться ее плеча.
– Знаю, что выгляжу по-другому, но я Роджер.
– Роджер?
– она снова моргнула. На мгновение, мимолетное
– Роджер!
– повторила она.
– Роджер?!
Она отчаянно извивалась, изо всех сил сражаясь со своими цепями.
– Нет! Нет! Держись подальше!
– Мама!
– Роджер физически отшатнулся от отвращения и ужаса на лице своей матери.
– Я видела тебя!
– крикнула она ему.
– Я видела, как ты убил Джона! И ты убил моих внуков! Мясник! Убийца!
– Мама, это был не я!
– запротестовал он.
– Ты знаешь, что это был не я! Меня даже здесь не было, мама!
– Да-да, ты был! Сейчас ты выглядишь по-другому, но я видела тебя тогда!
Роджер снова потянулся к ней, но остановился, потрясенный, когда она закричала и вывернулась от него. Догзард поднялась, выглядывая из-за спинки дивана, и зарычала на него.
– Мама, - сказал он кричащей женщине.
– Мама! Пожалуйста!
Она даже не слышала его. Он мог бы сказать это. Но затем, внезапно, крик оборвался, и Александра замерла. Выражение ее лица резко изменилось, и она посмотрела на своего сына, склонила голову набок и улыбнулась. Это была ужасная улыбка. Улыбка темных глаз, в которой в равной мере смешались желание, приглашение и абсолютный страх.
– Ты здесь из-за Лазара? Это он тебя послал?
– спросила она более тихим голосом и многозначительно выгнула спину.
– Они сказали мне, что кто-то придет, но я... иногда забываю лица, - продолжила она, опустив глаза.
– Но почему ты носишь доспехи? Я надеюсь, ты не собираешься быть грубым. Я буду хорошей, правда, буду - обещаю! Скажи Лазару, что тебе не обязательно быть грубым, пожалуйста. Пожалуйста! На самом деле, ты этого не делаешь, - продолжила она на восходящей ноте.
Затем ее глаза снова поднялись, и крик начался снова.
– Пеналоса!
– крикнул Роджер, снова надевая шлем, в то время как его мать продолжала кричать, а Догзард угрожающе поднялась со своего места убийства.
– Пеналоса! Черт возьми! Позовите сюда кого-нибудь еще!
Когда полиция оцепила место происшествия и пожарные смогли приступить к работе - в основном, предотвращая распространение огня; здание Симинова и два здания по обе стороны от него уже были полностью разрушены - Субианто подошла к тому месту, где Депро и Катроне дышали чем-то фиолетовым в задней части медицинской машины пожарной службы..
– Вам двоим нужно двигаться, - сказала она, наклоняясь и тихо говоря им на ухо.
– Во дворце возникла проблема.
– Как вы думаете, что он собирается делать, сэр?
– тихо спросил коммандер Талберт.
Он сидел рядом с адмиралом Виктором Гаджелисом на флагманском корабле адмирала, авианосце имперского флота КЕВ "Трухильо", изучая тактические показания. Четырнадцатая эскадра авианосцев в течение тридцати одной минуты ускорялась к Старой Земле при максимальных ста шестидесяти четырех g, которые могли выдержать ее авианосцы. Их скорость возросла почти до пяти тысяч километров в секунду, и они преодолели почти семь миллионов километров, но, чтобы подойти, им все еще оставалось восемьдесят пять миллионов километров - и еще три часа и тридцать восемь минут. Они могли бы совершить весь перелет менее чем за два часа, но не в том случае, если бы хотели замедлиться на орбите вокруг планеты, когда достигнут ее. На курсе с наименьшим временем они бы пронеслись мимо планеты со скоростью более семнадцати тысяч километров в секунду, что поставило бы их в безвыходное положение, чтобы сделать что-либо для удержания планеты для покровителя их адмирала.