Нас позвали высокие широты
Шрифт:
санных событий сложились по–разному, причем в будущем большинство предпочло сменить районы своих исследований на более южные. Из нашего коллектива первой защитилась Давидович. Мы от души поздравляли ее, тем более, что она продолжала ухаживать за своим мужем Каневским. Позднее эта пара обзавелась сыном, который, закончив МГУ, продолжил дело своих родителей, но уже в другой стране. Сам Каневский неоднократно возвращался в Арктику в качестве журналиста, с которым автор на протяжении многих лет продолжал тесное сотрудничество. Могу только сказать, что лучшего оппонента у меня не было. Однако наиболее успешно мое сотрудничество продолжалось с Зингером, работа которого с годами все больше становилась научноорганизационной.
В
Глава 4
1962. СЕВЕРОЗЕМЕЛЬСКАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ
Нельзя не оценить того огромного преимущества, которое дает самолет современному исследователю.
Поскольку мы с Евгением Максимовичем видели себя кондовыми полярниками, несомненные прелести Кавказа, Средней Азии и других горно–ледниковых районов страны в совокупности нас не привлекали. Занятые подготовкой к публикации результатов наблюдений МГГ, мы внимательно продолжали следить за всем, что происходило в Арктике. Поэтому появление представителя Арктического и Антарктического научно–исследовательского института (ААНИИ) Главсевморпути в Ленинграде, который провел встречу с некоторыми нашими коллегами, не прошло мимо нашего внимания. Тем более, что речь там, по сути, шла о разделе сфер деятельности на полярных архипелагах. Мой старший товарищ с присущей ему образностью неожиданно обнаружил прецедент в совсем другой области:
— Это напоминает конференцию сыновей лейтенанта Шмидта в Сухаревской башне… Соответственно, в любом случае нас это решение ни к чему не обязывает…
Такой вывод оказался весьма кстати, когда спустя некоторое время в нашем институте появились несколько представительных незнакомцев с книгой Зингера в руках о нашей двухгодичной зимовке на Новой Земле. Очевидно, в их глазах мы выглядели весьма компетентными и знающими специалистами. Правда, наши попытки добиться более полной информации от новых знакомцев пресекались короткой фразой:
— Мы из почтового ящика номер… Для начала запомните наше правило: меньше знаешь — крепче спишь…
Хотя подобное не совпадало с нашим менталитетом, но в то время это были обычные правила игры, в которую играло все советское общество. Нас абсолютно не интересовало, чем занимался данный почтовый ящик, но так хотелось снова оказаться в Арктике, тем более что с каждым днем возможности полевого сезона сокращались и сокращались. А наши будущие работодатели в своих решениях явно зависели от каких–то высоких инстанций, которые, возможно, не подозревали об этом. В результате мы отправились на полевые работы лишь в конце августа 1962 года, заведомо слишком поздно.
Полет до Диксона был повторением событий накануне МГГ, зато дальше для нас начинались незнакомые места. Нам предстояло работать с полярной авиацией, занимаясь в основном аэровизуальными наблюдениями. К этому я был подготовлен уже своей предшествующей деятельностью: полевым дешифрированием аэрофотоснимков на Новой Земле, и использованием карт разного возраста и качества еще со студенческих лет. Другим моим преимуществом был опыт работы с Ан-2 во время тридцатичасовой летной аэросъемочной практики еще в студенческие годы. Среди материалов, которые я намеревался использовать, был отчет международной экспедиции общества Аэроарктик в 1931 году на дирижабле LZ-127 (командир Г. Эккенер, научный руководитель Р. Л. Самойлович), с массой карт и аэрофотоснимков, которые весьма пригодились. Хотя еще член–корреспондент В. Ю. Визе (наш ведущий полярный прогнозист предвоенного периода) считал их «изумительным достижением в исследовании полярных стран», по разным причинам эти наблюдения не получили своего развития, из которых главной оказался расстрел Самойловича в 1940 году в качестве «врага народа». Однако уже к хрущевской оттепели эти материалы многие специалисты успели подзабыть. В том, что совокупное использование этих материалов вместе с новыми картами, аэрофотосъемкой и аэровизуальными наблюдениями будет полезным, у меня не возникало сомнений.
Однако прежде — несколько слов о самолете и экипаже Ан-2, составившем эпоху в освоении отдаленных пространств нашей страны. По арктическим нормам экипаж явно усилен: помимо двух пилотов он включает еще механика и радиста. Первый пилот (он же командир экипажа, в составе которого предстоит работать и нам), Леонид Иванович Зотов, — участник 2–й Антарктической экспедиции. Второй пилот, молодой парень чуть старше двадцати лет, Валерий Викторов, успел окончить военное летное училище и тут же попал под очередное сокращение, теперь набирает летный стаж на гражданке.
Пока наибольшие опасения нам внушала погода, тем более что первопроходец Северной Земли Георгий Алексеевич Ушаков однозначно утверждал: «Я не знаю более мрачного месяца для глубокой Арктики, чем сентябрь. Недолгая борьба между уходящим относительным теплом и наседающими морозами делает его самым мрачным месяцем высоких широт». Разумеется, я помнил о своем первом знакомстве с Арктическим фронтом, даже если его влияние в Карском море с удалением от Северной Атлантики слабело.
Наши встречи на Диксоне со знакомыми еще по Русской Гавани моряками и полярниками первое время вызывали озабоченность наших сопровождающих из пресловутого почтового ящика. Однако они быстро убедились, что мы правильно пользуемся магической фразой «предприятие почтовый ящик…» для не посвященных в планы, о которых мы и сами не имели четкого представления, и, честно говоря, ими не интересовались.
Вылетели с Диксона мы 15 сентября курсом на мыс Челюскина, ознакомившись в процессе полета с северным побережьем Таймыра. Определенно на будущее это также перспективный район, даже несмотря на самое незначительное оледенение на самом востоке хребта Бырранга.
Несколько слов об особенностях самого полета и работе экипажа. Командир вел самолет на небольшой высоте, вписывая полет в рельеф местности, что поначалу вызвало наше удивление. «А он всю войну на штурмовике пролетал, так и продолжает», — гласил ответ на нашу недоуменную реакцию. Интересно было бы узнать, какая нам будет от этого польза. Ответ гласил: «Скоро узнаете…» Поскольку полет проходил в условиях приличной погоды, экипаж вел себя довольно свободно, нередко вступая с нами в разговоры, по крайней мере механик и радист.
Вот и сам мыс Челюскина — крайняя северная точка Евразийского континента, где с 1932 года находится крупная полярная станция, наблюдения которой отражали ледовую обстановку на важном участке Северного морского пути в проливе Вилькицкого. С побережья открывается пространство чистой воды без признаков льда в пределах поля зрения, хотя, видимо, так обстоит дело не всегда. Первым начальником здешней полярки был врач Б. Д. Георгиевский. Позднее здесь зимовали будущие Герои Советского Союза И. Д. Папанин и Е. К. Федоров, заслужившие свои золотые звезды на первой дрейфующей станции Северный полюс Поблизости возвышается высокий каменный гурий, оставленный спутником Р. Амундсена Харальдом Свердрупом на месте астропункта, определенного весной 1919 года. По–своему самую северную точку континента отметила природа, уложив вблизи берегового обрыва округлую глыбу светлого пегматита диаметром в несколько метров.