Нас позвали высокие широты
Шрифт:
Между тем установилась на редкость хорошая погода, температура редко опускалась ниже 10°, главное, только изредка срывался ветер, поднимавший клубы поземки. Разумеется, дней с геодезической видимостью было значительно меньше. Ничто в окрестностях Анахорета не напоминало о трагедии, постигшей Олега Яблонского, хотя я с точностью до метра мог бы показать место его гибели. Плотный, убитый ветром снег тысячами заструг надежно укрыл это место, но я-то знал, где… Сейчас невозможно представить, что здесь творилось во время таяния. Наверное, где–то в глубине сохранились обсохшие за зиму тоннели, но внешне ничто не выдавало их присутствия, а зимнего снега здесь накопилось столько, что провала можно было не опасаться. Довольно скоро я завершил геодезию и подумывал, как отнаблюдать опорный пункт в горах ЦАГИ. Я уже не однажды использовал в своих наблюдениях этот гурий, с таким трудом установленный там прошлым летом.
Пребывание в балке Анахорет запомнилось в связи одновременно с самым кошмарным, и наиболее смешным эпизодом, пережитым мной на Новой Земле, причем без свидетелей. Рано утром 28 апреля, пока мой напарник блаженствовал «в объятиях Морфея», я расшуровал печку и принялся готовить завтрак, одновременно просматривая последние записи в полевом журнале. За этим занятием я вдруг услыхал чьи–то острожные шаги снаружи, и тут–то мое сердце ухнуло куда–то ниже поясницы — у двери балка топчется медведь, а я, вернувшись в балок накануне, повесил карабин на веху в метрах десяти от жилья.
Непростительная глупость, за которую мне предстоит расплатиться в ближайшие минуты. Лихорадочно мечутся мысли в поисках выхода, кажется, что–то нашел… Извлекаю из дальнего угла две бутылки с бензином, обматываю их какой–то ветошью, предварительно смочив горючим. Вероятно, впервые от белого медведя готовились отбиваться таким образом, но мне уже не до исторических аналогий, а быть бы живу. Хорошо, что мой напарник дрыхнет без задних ног, а то начал бы задавать глупые вопросы и подавать ненужные советы… Куда–то подевались спички, нашел, руки ходят ходуном… Сейчас я тебе, зараза, в самую морду… Сначала лучше открыть дверь, а дальше лицом к лицу или, точнее, мордой к морде. Как всегда в таких случаях, крючок не поддается… Стук в дверь и голос Олега Павловича:
— А живые здесь есть? Напарник–то ваш спит? Чего–то бензином воняет…
Бутылки я успел спрятать подальше от позора и мямлю что–то первое, пришедшее мне на язык.
— А я чего пришел–то… — продолжает Олег Павлович. — Первое мая на носу, а мы ведь с начала экспедиции все вместе так его ни разу и не встречали… Погода–то хорошая, дай, думаю, схожу, —делится с нами своими соображениями наш нежданный гость. — Заодно и вас проведаю. Чайку выпью, а то туда да обратно, все сорок будут. Как вы с Севкой–то отсюда в ноябре в ночь да в пургу добирались, хорошо, что обошлось… А карабин–то надо в балке все–таки держать, на всякий случай, мало ли что…
— Само собой, Олег Павлович, это я его специально перед вашим приходом на холодок вывесил, — несу я околесицу под удивленными взглядами своего напарника, который начал что–то подозревать, так и не вникнув в суть происходящего.
После обильного чаепития провожаем нашего начальника и долго глядим ему вслед, наблюдая, как одинокий силуэт в самом кончике лыжного следа все уменьшается и уменьшается, прежде чем окончательно потеряться в море заструг.
Спустя сутки настала и наша очередь распрощаться с балком Анахорет. Сани с инструментом и харчами оставляем у «Виллы Бажевых», пригодятся, когда я вернусь сюда, чтобы отнаблюдать опорный пункт в горах ЦАГИ. Делать это все равно придется, даже если с другим помощником. Сейчас любой риск после пережитого не оправдан ни в какой мере.
После ледника 1 мая в кают–компании кажется шумным, многолюдным и скучным. Наши мысли уже давным–давно на Большой земле, и души тоже. В своих желаниях мы давно опережаем события, и поэтому последний большой праздник (не считая прихода судна за нами) проходит без подъема, без подлинного радостного настроения. Правда, возник один момент, вызвавший оживление среди присутствующих.
По завершении официальной части, когда публика начинала распадаться на компании, кто–то приволок книжонку, казалось бы, под совершенно неактуальным названием «Для вас, девушки». Физиономия обладателя этого, с позволения сказать, издания явно выражала желание поделиться ее содержанием Читатель должен иметь в виду, что дело, во–первых, происходило задолго до сексуальной революции, а во–вторых, в те времена, когда в нашей стране секса (по крайней мере официально) не было — в наших краях его действительно почти не было. Чтец с выражением поведал о страшной угрозе, ожидавшей девушек при вхождении во взрослую жизнь, особо остановившись на последствиях употребления спиртных напитков на примере одной юной особы, которая после рюмки, другой, и, видимо, третьей (а возможно, и четвертой) утратила не только память, но и невинность. Автор брошюры вполне серьезно утверждал, что если бы означенная особа перед пьянкой съела бы бутерброд с маслом (а лучше — два), то ничего подобного с ней не произошло. Указанная мера встретила единодушный отпор присутствующих под лозунгом: «Да ни в жисть!» — и клятвы вообще не использовать означенные бутерброды при общении с юными особами противоположного пола ни под каким видом Старшее поколение отнеслось к этой идее с сомнением, а один из его представителей припомнил даже поговорку: «Быть бычку на веревочке…» Именно последняя точка зрения и возобладала при возвращении на Большую землю.
А пока мы заново привыкаем к сезонным изменениям в окрестностях базы. Кромка припая проходит от острова Богатого к полуострову Савича, севернее располагается сплошной дрейфующий лед с нагромождениями торосов и разводьями черной воды — ласкающая глаз картина, пред–вещающая скорое начало навигации. С Богатого доносится птичий гомон: кайры, чайки и чистики вовсю справляют новоселье. Снег под солнечными лучами подтаивает, и на припае в бухте Воронина все отчетливее на протяжении нескольких километров все сильнее обнажается полоса мелкого щебня и гальки, возникшая в ту страшную ночь на исходе марта, отмечая на льду направление убийственной струи воздушного потока, обрушившегося на наших товарищей. Специально обследовал эту косу: ширина до сотни метров, толщина около 20 сантиметров, размер щебня большей частью с ноготь, но встречаются и крупнее, причем размеры этого каменного материала чем ближе к берегу, тем крупнее, иной раз с ладонь. Все описанное — составные части нашего страшного полярного опыта.
5 мая — очередной авиасброс почты. Кажется, авиаторы стараются наверстать свои прошлые упущения, когда у нас было два полугодовых перерыва в почте. В последнее время мы слушаем выступления наших родных по радио практически каждый месяц. Сугубо весенние новости: 8 мая первый день с положительной температурой до +1,6°. Как бы не вспотеть! В ближайшие дни температура в окрестностях базы продолжала повышаться, вызывая желание вернуться на ледник, подальше от пекла, в котором майская температура приближается к +10°. Очевидно, в каждом природном поясе свои понятия о том, что такое тепло или холодно.
Собравшись наконец на базе, пытаемся подвести итоги нашего пребывания в этом суровом краю на основе баланса достижений и потерь, включая невосполнимые, о которых разговор особый. Мы выполнили порученную нам программу, применяясь к нашей конкретной ситуации, хотя, похоже, я слишком много занимался перетаскиванием груза с места на место, потратив на этом занятии массу времени. Опыт опытом, но пригодится ли он там, на Большой земле, да и придется ли нам еще поработать в Арктике?
Пока я обязан Севе Энгельгардту, выполнившему за меня повторные наблюдения на теодолитном ходу выше Барьера Яблонского. Даже первые результаты обработки по–своему показательны. Мало того, что скорости движения льда в истоках ледника Шокальского значительно меньше, чем на пространстве от Барьера Сомнений и до фронта, лед, упираясь в невидимое препятствие на ложе ледника, образующее Барьер Яблонского, меняет направление движения! Значит, мои данные можно попытаться использовать для суждений о толщине льда в местах измерений скоростей движения. Думаю, именно проблема движения — наиболее сложная часть в гляциологии, и ею должны заниматься физики.
11 мая вместе с Дебабовым (кок согласен на любые испытания, лишь бы вырваться за пределы осточертевшего камбуза) я отправляюсь к «Вилле Бажевых» для наблюдений на опорном пункте в горах ЦАГИ. Расположенный в горах, сам по себе он никак не характеризует движение льда, но без него невозможны вычисления координат ряда точек на леднике, поскольку он является опорным, вместе с таким же на гребне Бастионов, который я уже отнаблюдал. «Вилла Бажевых» весьма приспособлена для жилья, причем близко от места наблюдений. Кроме того, здесь довольно много разнообразной литературы, включая художественную. Это актуально, поскольку единственная книга в моем рюкзаке — это таблицы семизначных логарифмов, мало подходящие для удовлетворения художественных запросов. Что касается самого жилья — в таком можно жить месяцами, что, однако, не входило в наши намерения.